Ночью Тим устроился на кухне, положил перед собой чистый лист бумаги, сжал в пальцах карандаш (всегда работал им) и застыл. О чём он, не подходивший к письменному столу столько лет, может поведать читателю? О текущем ремонте в театре? О том, что с его помощью руководство избавилось от оркестра, состоящего из потерявших квалификацию музыкантов, поскольку удалось достать деньги на великолепную звуковую аппаратуру? О ночных выступлениях цыган перед любым слушателем, кто в состоянии заплатить несколько тысяч долларов за тягучие, выматывающие душу звуки скрипки и страстные переборы гитар? Или о том, что его гонорар за организацию этих концертов равен пятидесяти процентам от любой суммы? Так об этом сегодня в приличном обществе не принято говорить. О служебных романах? Они давно канули в лету. Кому он сейчас может быть интересен со своими проблемами?
Степанов даже не повернул головы на звук отворяемой двери. Жена встала за спиной, положила руки ему на плечи и тихо сказала:
— Прилёг бы? Ваша встреча с Андреем, как я понимаю, далась тебе непросто. Не терзай себя понапрасну. Приляг. Позже возьмёшься за карандаш. Он сам в руки попросится. Придёт время, и попросится. Увидишь.
И карандаш попросился. Именно в тот момент, когда Тим меньше всего этого ожидал.
Выпавший выходной, по заведённому порядку, он проводил на кухне в сосредоточенном затворничестве. Священнодействовал с шумовкой в руке над казаном с пловом. Хитрое блюдо, надо признаться. Никогда не знаешь, что в результате получится. Порой каждый пальчик после еды облизать хочется. А случается, поднесёшь ложку ко рту – не то. Хотя компоненты не меняются веками. Мясо, лук, рис, морковь, специи. А налей в казан с засыпанным рисом лишнюю толику воды? Пиши - пропало.
И тут жена, нарушив установленное табу, переступила порог кухни в момент, когда закладывается мясо и протянула «Литературную газету».
—Дорогая моя, — сдерживая раздражение, произнёс Тим, — женщине в эту минуту на кухне делать нечего. Газета – вчерашний день. Ничего интересного я в ней не обнаружил.
— А я, представь себе, обнаружила. Погоди чуток…вот. «Возобновляется международный конкурс на лучшую книгу для подростков. Условия конкурса…»
Степанов внимательно слушал, не прерывая ни на мгновение основного занятия, потом выставил супругу из кухни, завершил приготовление трапезы, не торопясь расставил приборы, разложил на столе газету с объявлением и поставил на неё бутылку шампанского.
— Мы откупорим её, когда я сочиню приличную книгу для подрастающего поколения и займу достойное место на этом замечательном конкурсе…
— Угу… — жена поднесла ко рту первую ложку с пловом. — Когда же начнётся священнодействие не за кухонным, а за письменным столом?
— Завтрашний день мы начнём с посещения филиала Ленинской библиотеки в Химках.
— Ты из театра возвращаешься за полночь. Библиотеки, представь себе, в это время уже закрыты.
— Пожертвую службой. Помнишь, когда я проходил последнюю диспансеризацию, врачу не понравилась моя худоба? Он ещё потребовал, что бы я показался специалисту. Позвоню ему, посулю контрамарку, он выпишет мне бюллетень, и мы со спокойной душой отправимся в газетный архив «Ленинки».
—Зачем нам ехать в архив?
— Снять копии с газет, в которых когда-то печатались мои рассказы. Соберу их под одну обложку и превращу в весёлую детскую повесть. За основу возьму текст, в котором учительница берёт за горло нерадивого ученика, заставляя его на школьном утреннике прочитать басню, от которой отбоярились успевающие ребята. За это она обещает поставить ему в четверти по математике жалкую троечку вместо вполне заслуженной двойки. Тот упирается руками и ногами. У доски на уроке литературы двух слов толком связать не может. А тут… позориться перед всей школой, перед девчонкой, в которую влюблён с первого класса?! Но против лома, как известно, нет приёма. Влепят двойку, родители, как пить дать, заставят все новогодние каникулы заниматься. Себе дороже. В трясучке выходит на сцену. Запинаясь, перевирая слова, начинает вещать бессмертный текст о глупой вороне и хитроумной лисице. А ведь ведущий утренника объявил на всю школу, что прозвучит басня о волке и несчастном ягнёнке, которую двоечник зубрил несколько дней подряд. Учительница хватается за голову. Нерадивый чтец начинает понимать, что лепит не то и скоренько заканчивает бесславное выступление текстом про сыр, который выпал, а с ним, (добро бы лисица), волк был таков. Зал визжит от восторга. Раздаются бурные аплодисменты. Предмет его тайных воздыханий хлопает громче всех.
С этого дня, сам того не замечая, он начинает превращаться в шута. Выкидывает озорные коленца, чтобы вызвать смех окружающих. Ему начинает нравиться быть в центре внимания. Неважно, где это происходит. Во время игры в футбол или у школьной доски. Он испытывает ни с чем несравнимый восторг, когда удаётся рассмешить «уважаемую публику». А благодарный зритель всегда под рукой. В конце концов, после множества трагикомических и лирических приключений, которыми будет изобиловать повесть, он окончит театральное училище, станет актёром и, на свою голову, женится на предмете своей первой школьной любви.
— Я уже слышала аналогичную сагу из твоих уст много лет назад. Ими просто изобилует твоя богатая на приключения биографии, — иронически заметила жена.
— Не вижу в том большой беды. Любой автор, в конечном итоге, пишет о себе любимом. Главное, чтобы книжка получилась доброй, смешной, красочной, как новогодняя ёлка. Ведь речь в ней пойдёт о театре.
С копиями публикаций к вечеру они возвратились домой.
***
Поутру, не слушая никаких возражений, супруга чуть ли не пинками погнала Тима в поликлинику. Её стала пугать прогрессирующая худоба мужа. Тающий вес, как Степанову казалось, придавал ему некое сходство с юным д'Артаньяном, рвущимся в Париж. Не хватало, правда, шпаги и жёлтой лошади. Но уролог восторга Степанова не разделил, и отправил сдавать анализы. Они мало что прояснили. И только после того, как Тим побывал в специализированной клинике, стало понятно: случилась беда. Она придала фигуре Тима изысканную стройность, какой на профессиональной сцене ему не хватало всю жизнь и не давало возможности играть «героев-любовников».
Дома известие о болезни встретили с пониманием. Нужно было срочно решать проблему, а не охать по этому поводу. Начались поиски толкового врача. Попасть на операционный стол в Москве дело долгое и хлопотное. А поскольку болезнь пока видимых проблем не создавала, Тим отложил эти поиски до лучших времён. Работа над рукописью сделалась смыслом его дальнейшей жизни. С работы он уволился в одночасье. Ему, правда, пытались посочувствовать и даже протестовали против внезапного, с их точки зрения, решения. Но Степанов пресёк это занятие на корню, разъяснив директору, во сколько может обойтись театру оплата больничного листа до операции, а, главное, после. Никто же не знает, сколько времени потребуется на реабилитацию. В общем, убедил.
Практически за три недели он завершил работу и отнёс рукопись туда, где, по его потаённому мнению, её должны были ждать с огромным нетерпением. Хотя понимал, что победа в столь престижном конкурсе сродни выигрышу миллиона по трамвайному билету.
С возникшей проблемой со здоровьем помогли справиться друзья. Нашли подходящего врача.
***
А через некоторое время в его квартире раздался телефонный звонок.
— Добрый вечер, Тимофей Николаевич.
— Добрый…
— Вас беспокоят из конкурсной комиссии…
«Сейчас меня поблагодарят за участие, выразят глубокое сожаление по поводу того, что моя повесть не пришлась ко двору, — решил Степанов, — посоветуют учиться мастерству у классиков социалистического реализма. — И тут же мысленно сплюнул. — От «реализма» давно остались рожки да ножки».
Но от того, что услышал далее – он едва устоял на ногах.
— Мы вас поздравляем. Ваша рукопись заняла призовое место! Ждём вас на вручении диплома и денежной премии.
Тим не поверил своим ушам...
Его, как малое дитя, принялись успокаивать, убеждать в том, что это не розыгрыш, и не коллеги по театру бессердечно потешаются над ним, что подобное, хоть и не каждый день, но изредка может случиться с каждым. И этот «каждый» в данный момент держит телефонную трубку в своей руке. Но Степанов, как тот самый Фома неверующий из известного стихотворения Михалкова, стоял на своём, хоть ты тресни. В конце концов, даме на другом конце провода это надоело. Она ещё раз сухо поздравила его и повесила трубку.
Свершилось! Сказка о золотом ключике обернулась реальностью. Остался пустяк. Вставить его в заветную замочную скважину.
Но Тим ошибся. Это была только присказка. Как говорится: «Скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается».
Через две недели, надев смокинг, выразив обязательный восторг по поводу изысканного наряда жены, зажав в кулаке пригласительный билет на бал дебютантов, он вызвал такси.
***
Робкая надежда на то, что это всё-таки не розыгрыш, затеплилась в нём только тогда, когда он расположился в уютном кресле сверкающего огнями зала. Вот тут Степанов окончательно поверил в реальность происходящего.
А в это время председатель конкурсной комиссии говорил о том, насколько ответственна именно сегодня роль автора, пишущего для детей и подростков. О привнесении семян нравственности и культуры в теперешнее общество. О спасении детских душ от всеобщего опошления и растления. Это были не дежурные фразы, произнесённые перед начинающими литераторами по поводу их первых крохотных успехов. Это был рвущий душу разговор с коллегами по перу.
Потом стали оглашать имена лауреатов. Выходили молодые ребята из разных городов и весей. Ведущий торжественно объявлял, какая организация стояла за каждым призёром: региональный союз писателей, посольство Израиля, многочисленные фонды и фирмы всех мастей и расцветок. Не слабо. Степанов с женой уважительно переглядывались.
Ведущий громко произнёс:
— Степанов Тимофей Николаевич…
Тим легко поднялся, подошёл к председателю и низко склонился перед ним. Тот ободряюще улыбнулся, протянул руку и еле слышно произнёс:
— Смешная повестушка получилась.
Предстояло произнести ответную речь. От Степанова, судя по благостной атмосфере в зале, хотели услышать слова умилительной благодарности. Он не обманул общего ожидания. Произнёс положенное, а потом позволил себе небольшое отступление.
— Казалось бы, судьба моей рукописи сложилась благоприятно. Денежная премия, диплом, праздник вокруг. Чего ещё желать автору? Автору желательно рукопись превратить в книгу. Увидеть её на прилавках книжных магазинов. Быть уверенным в том, что ребёнок возьмёт её в руки и прочтёт. А не будет таращиться на интернетовский текст, от которого в памяти и душе, кроме зудящей сухотки, ничего не остаётся.
Начался фуршет, но мыслями Степанов был далёк от застолья. Присказка закончилась. Сказку уже предстояло сочинять самому. По условиям конкурса грант на издание книги полагался только лауреату, занявшему первое место. Его же рукопись, как и работы иных авторов, ждала печальная участь: покоиться в ящике письменного стола.
***