Первым бойцам Златоустовского ОМОН
с уважением и добрыми пожеланиями.
Ещё дымились Грозного развалины
Когда судьба впервые нас свела
И грязные февральские проталины
Не радовали близостью тепла.
Резиновые скинув сапожища
И автоматный протирая ствол -
Ты улыбнулся: проходи дружище,
Садись к огню, пока накроют стол.
От котелка на самодельной печке
Тянуло немудрёною едой,
Мерцая догорал огрызок свечки
На банке с кабачковою икрой.
Боец, под разговоры о погоде,
Запасов ради гостя не жалел -
И ничего особенного вроде,
Но парень явно угодить хотел.
Не думаю, что показухи ради,
Об этом здесь и речи даже нет -
Война войной, но если ты в наряде,
То будь и добр ответить за обед.
В конце концов, убого-колченогий
Дощатый стол, обильно был накрыт,
Но у меня, хотя и был с дороги,
Консервный ряд не вызвал аппетит.
За эти дни достаточно приелась
Нехитрая армейская еда
И есть при виде банок расхотелось.
Вот баньку б, да под пиво - это да.
Но там, в ту зиму, было невозможно
Не то, что баню, кипятка найти.
Умыться, не шикуя, это можно,
Если не лень на улицу идти.
Случалось, воду заменяла водка,
Что я и сам проделывал не раз,
Когда драла промежности чесотка
И серной мази иссякал запас.
Случайные бесхозные постели
От гигиены были далеки.
А простыни там если и имели,
То надо полагать, тыловики.
На остальных запасов не хватало
И восполнялось парой добрых слов,
Хотя добра казённого не мало
Бесследно исчезало со складов.
И, кстати к разговору о порядках,
Тут здравый смысл и логика слабы -
Я видел полевой санбат в палатках,
А рядом в тёплых зданиях штабы.
У тех стратегов, в тыловом Моздоке,
Отсутствовала связь с передовой,
Что вовсе не мешало, без мороки,
Жить напряжённой жизнью фронтовой.
Не лучше обстояло с туалетом,
И хоть стреляли ночью снайпера -
В кальсонах и порой хмельной при этом,
Боец шёл как в атаку, на "ура".
О том, как эту зиму выживали
Заброшенные всеми старики,
Могу сказать одно - существовали,
Бомбёжкам и обстрелам вопреки.
И почему они не вывозились
Из полосы, по сути фронтовой -
Не знаю, но я видел как делились
Бойцы, отдав последнее порой.
Но не припомню, что бы те ругались,
Или просили, жизнь и власть кляня.
Они лишь благодарно улыбались
И возвращались через два-три дня.
С достоинством, без суеты и давки -
Стояли, вроде как и в стороне,
Прекрасно понимая, что прилавки
Остались навсегда в другой стране.
Но это так, попутные детали
Очередной бездарнейшей войны,
Где за чужие деньги умирали
Забытые Отечеством сыны.
А где-то беззаботно жировала
Разгульная бандитская столица,
Пока война здесь пацанов ломала,
Стирая память, имена и лица.
Их подвиг до конца не оценили,
Но день настанет и шагнут в века
Мальчишки, что Россию заслонили,
И тут бессильна времени река.
История воздаст им по заслугам,
Пополнив строй бессмертного полка.
А память наша, вопреки недугам,
С лихвою всё восполнит, а пока -
Мы в том далёком девяносто пятом,
Сидим при тусклой свечке за столом,
Дымим под водку с овощным салатом
И вспоминаем свой далёкий дом.
Земляк, он на чужбине ближе брата.
Тут крови связь в сравненье не идёт.
Да и потом, всегда солдат солдата
В подобной ситуации поймёт.
И пьём не ром или палёный виски,
Предложенные щедрым старшиной,
А русскую, с очередной зачистки -
Мы запиваем ключевой водой.
Но лишнего война не позволяет.
Тут в диспуты вступать резона нет,
Поскольку ни один из нас не знает,
Чем завершится дружеский обед.
За месяцы боёв довольно чётко
Ребята уяснили, что к чему.
И как не расслабляет душу водка -
Хмельная лихость далека уму.
Здесь плата за подобную ошибку
Бывает непомерно высока.
Война оскал не прячет за улыбку,
Она как снайпер бьёт наверняка.
И мало кто откажет ей в сноровке.
Но это к слову, не об этом речь.
Куда важней, что в той командировке,
Ты умудрился пацанов сберечь.
Я не забуду как по возвращенье,
Откуда только нужных слов нашлось -
Ты искренне просил у них прощенье
За всё, что там им пережить пришлось.
В ответ, они угрюмо и устало
Смотрели в даль за за снежной пеленой,
И я, хотя и повидал не мало,
Но холодок почувствовал спиной.
Забуду ли как благодарны были
Их матери, встречая сыновей.
Они тебя почти боготворили,
Не пряча слёзы радости своей.
Как радовались жёны их и дети,
Обняв своих любимых и отцов.
И это был счастливейший на свете
День в жизни этих молодых бойцов.
Но гул боёв с годами не стихает,
Он не подвластен мирной тишине.
Да и контузий, прошлых, не бывает.
Война не раз напомнит о себе.
Так и с тобой, уж как там получилось,
Не мне об этом и тебя судить,
Но что-то в стержне явно надломилось,
А с травмою такой не просто жить.
Да и не жил ты, выживал похоже,
Пускаясь во все тяжкие порой.
Видать былое крепко душу гложет,
Ему плевать какой ты там герой.
Хотя и не такое нормой было
В лихие те безбашенные дни,
Когда и у здоровых сердце ныло.
Мы с этой болью были все сродни.
С тобой и церемонится не стали,
Здесь прошлое в зачёты не идёт -
Видать твои художества достали
Тех, кто мораль под формою блюдёт.
Отставка, пенсион и досвиданья.
Ну, а чего ты собственно хотел.
Сочувствие и мера пониманья
Имеют ограниченный придел.
Война была той точкой невозврата,
Где не берут в расчёт чужую боль.
А значит неизбежна и расплата,
И тут нюансы не играют роль.
Ходил слухи, что в деревне где-то,
Ты приобрёл домишко и осел.
Но вот насколько достоверно это
Не знаю, только в круговерти дел -
Нет-нет, да и припомнится былое,
Видать травой не скоро порастёт.
А память, это дело брат такое,
То чуть отпустит, то опять прижмёт.
Да мало ли таких как ты, кочуя,
Давно забыли, где их дом родной.
И лишь одно тебе сказать хочу я -
Чревато жить наедине с войной.
Возможно, время многое исправит,
А там - оставит прошлое в покое.
И жизнь всё на места свои расставит.
Вот только слабо верится в такое.
Не сомневаюсь, что на панихиде,
Конечно, дай то Бог тебе пожить -
Помянут добрым словом в лучшем виде,
Да только, что впустую воду лить.
Кому нужна воспоминаний лесть,
Когда слова в угоду чувствам лживы.
Любите нас таких, какие есть,
А главное - любите пока живы.