Говорить о «нас» невозможно: мы свободней любых стихий.
Я пишу о Ней, — в пальцах дрожью, — потрясающие стихи,
говорю Ей, — терзая голос, — обо всём, что хочу забыть,
обо всём, что больно; и голо, что не скроет уютный быт.
Она слушает, внемлет, слышит, видит шрамы и говорит:
«У меня, — я клянусь, — такие же, но они у меня внутри».
А с рассветом мы, бросив вещи, покидаем привычный кров:
я стараюсь не быть беспечной и не верить в Её любовь;
Ей мила её сердца Вольность, что скрывается под плащом:
чтобы было не слишком больно,
только больно Ей всё ещё.
Мы минуем проспекта росстань, расставаясь на целый день.
Мы молчим о своих вопросах, изучаем других людей...
Мы врастаем костьми друг в друга, проникаем ночами в мозг, —
нам известно, какая мука ожидает нас, если врозь
разбросает тела и души. Оттого мы Свободу чтим,
мы надеемся: будет лучше, если сердце отдать другим —
неспособным нас ранить сильно. Ибо мы друг для друга — яд;
после тщетных, пустых усилий, Ей немыслимо без меня.
На просторной кровати — хладно без Её инфернальной тьмы;
и мне кажется, каждый атом наших тел превратился в дым.
Взвесив несколько чайных унций и закончив читать раздел,
ухожу — чтобы к Ней вернуться.
Или встретиться чёрт-те где.
11/06/2017