Мы с солнцем в крови рождены

Геннадий Киселёв
Всё началось с утреннего звонка, который поднял Степанова с постели ни свет ни заря.
— Московские сны разглядываешь, — зарокотала трубка весёлым тенорком его собрата по перу из далёкого Забайкалья, — а в это время наши ребятишки дёргают меня за усы: «Когда же приедет ваш друг, писатель, о котором вы нам столько рассказывали? Он обещал привезти свою новую книжку осенью, а уже весна на исходе». Разве мама не объясняла тебе в детстве, что обманывать нехорошо?
— Мало ли кто и какими истинами меня в детстве пичкал, — пробурчал Тим сквозь сон, — всего не упомнишь. Сейчас протру глаза, попью кофейку и «пойду тотчас в буфет покупать себе билет». Так, кажется, у классика написано?
— Вот и поклянись священным именем Самуила Маршака, что в ближайшее время постараешься навестить наш город. Гостиница и дорога за наш счёт, естественно.
Клясться Тим не стал, а ранним утром следующего дня приземлился в аэропорту Забайкальска, окружённого со всех сторон фиолетового цвета сопками, сплошь усеянными цветущим багульником.
В вестибюле детской библиотеки его встретила заведующая и с места в карьер попыталась зазвать москвича на чаепитие в начальственный кабинет. Там закипал самовар, в вазах рядками громоздилась сдоба на любой вкус.
Автор был непреклонен. Какие пышки!? Три десятка юных забайкальцев, как ему сообщили, горели желанием поговорить о его непростом творческом пути. Заведующая с пониманием отнеслась к желанию гостя, провела в актовый зал и с места в карьер попыталась высокопарно озвучить биографию приезжего властителя детских дум. Степанов деликатно остановил её.
— Ребята книжки моей ещё в глаза не видели. Тиражи у детских изданий нынче крошечные. На весь ваш край, насколько мне известно, в центральной библиотеке только одна книжка имеется. И та вряд ли сегодняшними любителями чтения зачитана до дыр.  Вашей библиотеке я оставлю на память два экземпляра.
— Спасибо. Но мы ещё выписываем детский журнал «Школьные годы чудесные». Книжечки на стенде стоят. И в каждой, между прочим, по вашему рассказу. Ребята серьёзно подготовились к этой встрече.
—Тогда начнём разговор с простого вопроса, — Тим снял со стенда разноцветный журнал, раскрыл его и поднял её над головой. — Кто из вас прочитал этот рассказ?
Вверх взметнулся десяток рук.
— Лихо! В Петербурге и Москве процент любознательных читателей много ниже.
— Школьники обеих столиц закормлены литературными новинками, — заметила заведующая. — Мы же довольствуемся теми крохами, которые перепадают с барского стола. Тем и сыты бываем. Этот журнал для нас – свет в окошке. Правда, ребята?
 Они подтвердили это.
— Тогда начнём наш разговор с обсуждения того, как дошли до жизни такой герои рассказа «Настоящий мужчина» Толик и его дедушка, — Степанов ласково погладил глянцевую обложку журнала.
— Можно... — робко поднялась первая рука. — Я готовилась, честное слово. У меня дедушка очень похож на Толикиного деда. Ему 75 лет.
И пошло-поехало. Степанова с утра до вечера возили по школам, лицеям, библиотекам. Вскоре появилось ощущение, будто он всю свою жизнь прожил в этих, понравившиеся ему с момента приземления, заповедных краях.
На очередное выступление Тима привезли в детский дом.  С опаской и волнением ждал он эту непростую для него встречу. Его рассказы были посвящены семейным проблемам, на которые здесь наверняка было наложено табу. Поэтому, когда в комнату ввалилась и вольготно расположилась на стульях разноголосо гомонящая орава, он, недолго думая, спросил:
— Как вы полагаете, ребята, сколько дней в году на небосклоне вашего города светит солнце?
Возникла недолгая пауза и понеслось. Сгоряча выкрикивалась цифры, значительно превышающие количество дней в календарном году.
— Вы почти угадали! — Тим перекрыл этот птичий базар. — Возьмём за основу, скажем, триста тридцать три дня! Какой край ещё может похвастать таким обилием света?
— Африка!
— Корней Иванович Чуковский не советовал детям в Африке гулять. А поближе… — и тут он запнулся. — Ну да…вы, ребята, этого поближе уже не застали.
— А вы застали?
— Застал. Не знаю, проходят ли сейчас в школе то, о чём я попробую вам рассказать...
Была на одной шестой части земной суши когда-то великая и могучая страна. Союз Советских Социалистических республик. Эта страна состояла из пятнадцати братских, подчёркиваю, братских республик. Одна из них называлась Узбекистан. В её столице – городе Ташкенте я родился. В нём проживали люди многих национальностей. И всем хватало места под солнцем, которое пылало на небосклоне, как огромный оранжевый апельсин. Обилие солнечных дней в Забайкальске роднит его с городом моего детства. Мы с вами смело можем называть себя «Детьми солнца». Знаете, ребята, как замечательно поведал об этом знаменитый французский поэт и драматург Эдмон Ростан в своей героической поэме «Сирано де Бержерак»: «Дорогу, дорогу гасконцам, мы юга родного сыны, мы все под полуденным солнцем и с солнцем, и с солнцем, и с солнцем в крови рождены!» Очень здорово, друзья, родиться «с солнцем в крови». Нам самой судьбой определено помогать тем, чьи души и сердца захлёстывают порой отвратительные, чёрные испарения современной жизни. От наших щедрот окружающие люди должны получать по дольке, по искорке этого пылающего в нас апельсина.
— А каким было ваше детство, в этом солнечном городе?
— Каким… Я попробую пересказать вам небольшой отрывок из моей повести «Дворовый детектив». Представьте себе огромный двор с чугунным водопроводным краном, размером с небольшого мамонтёнка, в самом его центре. Сейчас такие монстры уже повывелись. С раннего утра и до поздней ночи вокруг него не умолкал разноголосый женский хор, сопровождаемый трубным звуком мощной водяной струи. Это был своеобразный дамский клуб по интересам, куда нас, детвору, допускали только в том случае, когда нашим мамам нужно было натаскать воды для стирки белья, мытья полов, полива небольших садиков - огородиков. Территория двора со всех сторон была густо облеплена домиками с обязательными палисадниками при них. Лица соседей: дяди Жоры, дяди Володи, дяди Яши, дяди Рустама помнятся смутно. А вот, кто каким ремеслом владел – могу перечислить безошибочно. Высоченный, с усами-пиками, дядя Рустам, «случайно» отвернувшись, частенько давал нам шанс задарма прошмыгнуть в калитку летнего кинотеатра. Он там служил билетёром. Даже на французских «Трёх мушкетёров», на которых практически было невозможно попасть. Во всех кинотеатрах города, сейчас в это трудно поверить, фильм шёл три месяца подряд. С каким уважением, достоинством, сердечностью встречал он каждого зрителя, прижав руку к сердцу, произнося по-узбекски: «Салям алейкум…», а потом по-русски: «Здрасьте…»
И расцветали людские улыбки в ответ.
Какой восторг был написан на лицах молодых людей, одетых в рубашки немыслимых расцветок, когда в новых шикарных брюках – дудочках они выходили от портного дяди Яши, известного своим мастерством далеко за пределами нашего двора. Это он, согнувшись в три погибели, целыми днями зауживал на швейной машинке для стиляг всего района эти самые дудочки с шириной брючины в четырнадцать сантиметров внизу. Без мыла их надеть было невозможно.
Как замирал весь двор, когда мой отец раздвигал меха аккордеона. И под восторженные крики дворовых бабок «Толя, иксу исполни!» – пел знаменитую арию Мистера Икс, из только что прошедшего по всем экранам страны фильма с аналогичным названием.
Мотор от полуторки дяди Володи, так называлась тогда популярная грузовая отечественная машина, дворовая ребятня разбирала и собирала с закрытыми глазами. Многие из моих друзей пошли по стопам своих отцов, только из меня музыканта не вышло. Лень помешала. А вот на вечерние посиделки в моём дворике собирались мальчишки и девчонки со всей округи. Я часами мог рассказывать самые фантастические истории, которые придумывал, не сходя со своего места. Витькин отец однажды не выдержал:
— Заливаешь, сказочник, без перерыва на обед. Охота вам, ребята, время терять? Делом бы занялись.
На что мой лучший друг Тимур со скрытой усмешкой заметил:
— Вы бы умели так заливать, мы б вас тоже, открывши рты, слушали.
За что получил от меня подзатыльник. Но в драку не полез. Сам виноват. Неуважительно говорить со старшими – у нас во дворе было не принято. Мы же были не уличные какие-нибудь, а Дворовые. Дворовые! Мы всегда произносили это слово с большой буквы. Иногда лупцевали друг друга, не без этого. А то вы не стукаетесь. Не могу сказать, что мы были сплошь "белые и пушистые". И на кривую дорожку, случалось, сворачивали пацаны. Но таких было немного.
Землетрясение тысяча девятьсот шестьдесят шестого года разрушило зелёные одноэтажные улочки моего города. Ташкент восстанавливали всей нашей могучей страной. И вскоре разбежались вокруг новостройки без конца и края.
К сожалению, дворы моего детства рассыпались на современные, безликие квартиры. А потом так же до безумия легко распалась на куски моя великая Родина. А встань тогда на её защиту каждый из нас? Но многих порядочных людей в проклятые девяностые годы поразила страшная ядовито-зелёная эпидемия подлости, стяжательства, предательства по кличке доллар. Чума, по сравнению с этой болезнью, лёгкое недомогание. Тогда-то в наш общий Двор пришла самая настоящая беда. Я навсегда потерял свою малую родину, где на погостах покоятся мои предки. Но я не хочу, чтобы подобное повторилось с нашим нынешним Двором.  С Россией. Другого такого Двора, другой такой прекрасной страны у нас уже точно не будет. Вот и всё, — закончил свой рассказ Тим.
Ребята слушали не шелохнувшись…
— А теперь, друзья, мне хотелось бы оказаться в роли благодарного слушателя. Даю волю вашей неуёмной фантазии. Сейчас любой желающий может выйти сюда…
И тут же рядом оказался взъерошенный, готовый к любой житейской схватке мальчуган.
— Чего делать надо? — заторопил он Степанова.
— Представь, что у тебя в руках оказалась золотая рыбка. Но, в отличие от Пушкинской владычицы морей, она исполняет только одно желание. Что бы ты у неё попросил?
— Я бы… я бы…— он задумался, аудитория затихла… — Я бы хотел очутиться во времени, когда родился мой папа. Мы бы с ним подружились.  Были бы – не разлей вода. Я бы очень любил его…вот… — вихры у него поникли, и он, понурившись, пошёл на место.
Такого ответа Степанов боялся больше всего. После подобного выступления, если кто поднимется и выйдет сюда, фантазии будут исчерпываться одной темой. Он ошибся.
 Ребята просили рыбку излечить человечество от всех болезней, жаждали превратить любое оружие, какое есть на свете, в ржавую труху, мечтали научиться писать книги, страстно желали накормить всех голодных. А главное, немедленно остановить войну в Новороссии. Чтобы не появлялись на объятой пламенем братской земле новые сироты. А каково быть сиротой – они знали лучше многих.
 И только один паренёк с места, вполголоса робко спросил у него:
 — Вы бы не сходили со мной в кино?
— Конечно, — бездумно ответил Тим. — Вот приеду в следующий раз, и мы обязательно сходим.
 — В следующий раз? — мальчик понурился.
«Не то я говорю, — обругал себя Степанов. — Сколько раз за свою недолгую жизнь слышал паренёк это сакраментальное: «в следующий раз…»
Но встреча продолжалась.
Ребята попросили прочитать весёлый рассказ. Таковой имелся в репертуаре автора. Началось бурное, порой нелицеприятное обсуждение. Через два часа он взмолился о пощаде.
Его окружили и чуть ли не силой собрались отвести на обед в столовую. Но время поджимало. Ожидали малолетние пациенты в онкологическом отделении больницы.
На следующее утро Степанов позвонил директору детского дома.
— Вы хотите приехать, забрать нашего воспитанника, сходить с ним в кино и вернуть обратно?
— Вас удивляет моё желание?
— После визита к нам люди совершают более экзотические поступки. Я не про ваш порыв. Знаете, чем запомнилась ребятам вчерашняя встреча? Тем, что вы сумели разглядеть в них интересных и содержательных собеседников. Они даже вздёрнули носы. Как много, оказывается, они знают. Кстати, после вашего отъезда в библиотеке вытребовали «Сирано де Бержерака». Мальчишки читали пьесу всю ночь. И уже создаётся тайное общество забайкальских гвардейцев. Подобного события никто из нас не припомнит за последние двадцать лет.
И не сердитесь на меня за столь утомительный монолог. Поймите, если вы сейчас выделите кого-то одного, удостоите его персональным общением, остальные ощутят в вашем поступке большую несправедливость по отношению к себе. Ведь никто в пылу беседы не обратил внимания ни на заданный мальчиком вопрос, ни на ваш, уж простите великодушно, легкомысленный ответ. А вот о чём они сожалеют, так о том, что не удалось накормить вас обедом. Наши девочки делают вкусные салаты. Старшие ребята занимаются выпечкой фирменного хлеба…
— А нельзя ли сегодня… — Тим помедлил, — нельзя ли сегодня воспользоваться ребячьим гостеприимством? Казённые блюда за неделю так надоели…
— Ждите машину через час у входа в гостиницу.  Для ребят это будет желанным сюрпризом. Потом отправитесь с мальчишкой в обещанный культпоход в кино. Со стороны детского дома возражений не будет.
Их и не последовало.
Фильм произвёл на двух наших зрителей слабенькое впечатление. Очередная американская «стрелялка». На дисках у ребят подобного «кино» было пруд пруди. Зато посещение «Макдоналдса» оставило в душе юного кинолюбителя неизгладимый след. Поскольку подобное мероприятие не являлось обязательным в череде культмассовых походов обитателей детского дома.
 Перед посадкой в самолёт старый друг Степанова огорошил его неожиданным вопросом:
— Почему ребятишки тебя часами не отпускают, а про меня забывают, как только за мной закрывается дверь? Как научиться владеть аудиторией. Театральный институт закончить на старости лет?
— А тебя не обидит мой ответ? — улыбнулся Тим.
— Мы же друзья.
— Тебе не надо выступать перед детской аудиторией. Ты не умеешь этого делать потому, что пишешь намного лучше, чем рассказываешь об этом. Ты хороший писатель. О себе я такого сказать не могу.
— Спасибо за откровенность. Да, чуть не забыл, вчера после банкета, с которого ты сбежал, наш мэр попросил передать тебе это письмо. Знаешь, что в нём написано?
— Озвучь, пожалуйста?
— Идя навстречу пожеланиям трудящихся нашего края, он просит столичное издательство продать сотню твоих книг для городских, школьных и сельских библиотек края. Случай небывалый для наших палестин. Займись этим на досуге в Москве. Своих-то книжек ты привёз ребятам с гулькин нос.
Они крепко обнялись на прощание.