Апрель в Лесу был началом всего. В апреле расступался снег и возвращался голос. Песнями, мелодичными и рычащими, звенящими и тягучими песнями возвещали весну Живые – каждый на свой лад, вступая в свой день.
Ёжик проснулся и вытянул лапки. Одеяло, для которого Лебедь подарил свой пух, занимало большую часть норы. Выбираться из него наружу было непросто, но весело. Мягкость, защищавшая тепло всю зиму, поддалась и отпустила Ёжика. Щурясь, он вышел на свет.
Свет был удивителен. Просыпаться в солнечный день было большой радостью. Небо сияло, искрился мокрый снег, светились подснежники. Вдалеке запевал пронзительную песню молодой Волк, ушедший от стаи.
Возвращались птицы, и Ёжик расспрашивал их о зимовке у моря. Но истории были те же, что и в прошлом году, и в позапрошлом...
В этом апреле в Лес пришла Красная Панда. Никто в Лесу не видел панд других цветов, но все звали её так, неизвестно, почему. Она приходила и уходила в случайное время, непредсказуемо, как ветер. Ёжик расспрашивал Красную Панду о том бесконечном путешествии, из которого появлялись другие, новые, совсем не птичьи сказки.
– Ты был на краю мира? – она всегда начинала свои истории с вопроса, хотя всегда знала ответ.
– На краю мира сама земля вздымается волнами. Там не водятся лебеди и волки. Там живут звери, похожие издали на бескрылых птиц, и огненные драконы, которые больше любого Леса. Там стоят совсем другие деревья, и им не страшны никакие ветра. Там круглый год пахнет снегом и солью. И ещё на краю мира находят счастье. Кто-то возвращается, кто-то нет, но каждый находит своё.
Ёжик задумался. Никто не знал и не узнает, о чём он думал до самого утра, но утром Ёжик собрался с силами – и собрался в путь.
...
Май был прозрачен и невесом.
Ёжик шёл через маковые поля, через чужой Лес, через толщу незнакомых запахов, по дорогам и по тропам во мхе.
Ёжик собирал одуванчики в венок. Их было мало, и он срывал не каждый цветок, чтобы хоть кто-то оставался сиять небу с земли.
– Что мне сделать, чтобы стать видимым для того, что я ищу? Или оно не ищет меня, и всё равно, сколько разных цветов будет у меня на голове? – спрашивал Ёжик у мира.
Солнце со своей высоты замечало колючую голову в жёлтом и согревало его чуть ласковее.
Ёжик не заметил, когда возникли Великие горы. Зелёные, серые, красноватые, с белыми пиками, с синими тенями. Не зная, что сказать им и себе, Ёжик просто шёл навстречу и очень переживал. Горы таинственно не приближались. Только когда солнце коснулось кромки Леса, Ёжик вышел к каменистому склону.
Из-под выступа скалы высунулся Евражка.
– Фи-ить, – засвистел Евражка, – беги сюда и прячься.
– От кого?
– Прячься!
Ёжик забежал в евражкину нору, и по тропе скрежещущим лаем промчались псы.
– В горы иногда ходят Люди и приводят собак. Будь осторожнее.
Евражка повёл носом и вынул из закромов что-то вкусно пахнущее.
– Но не все Люди такие. Иногда они оставляют еду на камнях. Держи. Это называется печенье.
...
Июнь был ручьём. Вода спускалась с гор, уходила вглубь, и суровая земля становилась цветами. В июне продолжался путь.
В распадке, у стремительной воды Ёжик встретил зверя, которого не видел раньше.
– Здравствуй. Кто ты такой? – спросил Ёжик.
– Я тот, кто приносит радугу.
Но радуги не было, и это смутило Ёжика. Неизвестный зверь вздохнул:
– Чтобы нести радугу, нужно встретиться с тем, кто приносит дождь.
– А кто приносит дождь?
– Я не знаю. Я никак не могу его догнать, – Тот, кто приносит радугу, грустно покачал рогатой головой, – может, это крохотный мотылёк. А, может, быстроногий кот. Или это птица, всегда летящая над облаками.
Зверь посмотрел в безоблачное небо.
– Так или иначе, радуга возникает на то короткое время, когда я могу его найти. Но я не нахожу...
Ёжик растроганно обнял Того, кто приносит радугу, и в его слезинке на мгновение мелькнули все цвета мира.
...
Июль был молоком. По ночам туманы стекали с гор и заполняли долины до краёв. Казалось, что всё обретало вкус. Утро напоминало свежее яблоко, а шуршание камешков под лапками было ореховым.
Одним таким молочно-яблочным утром Ёжик увидел Ворона. Сначала в тумане проявилась нечёткая тень, затем она обретала форму, насыщалась единственным цветом – и наконец чёрные когти царапнули большой камень, который Ёжик поначалу принял за Медведя.
– Здравствуйте, – сказал Ёжик.
– Здр-равствуй, путник, – Ворон склонил голову набок, – ты что-то ищешь?
Ёжик кивнул, ничего более не произнеся.
– Это камень души. Нужно сесть на него, р-развести лапы в стороны и смотреть на озеро. Тогда то, что лежит на дне тебя, взойдёт как р-рассвет над водой.
– Где же озеро?
– На востоке.
Ёжик всмотрелся в белую глубину.
– Там ничего нет. Никакого...
– Озеро есть.
Ворон повернул голову, изучая гостя вторым глазом.
– Всегда смотри, даже если кажется, что ничего нет. Смотр-ри. Но сначала садись.
Ёжик вздохнул, послушно вскарабкался на камень, раскинул лапы – и принялся смотреть. Ничего не происходило. Только туман сгущался под его взглядом, становился густой сметаной. Захотелось есть.
Внезапно накатил ветер, белое облако полетело навстречу Ёжику. Равновесие потерялось.
– Я понял, – крикнул Ёжик, когда кубарем скатился с камня.
– Хор-рошо, – каркнул Ворон, и, хлопнув крыльями, улетел.
Туман оседал росой, но даже и не думал исчезать.
...
Август был тёплой тишиной. За лето воздух истончился, и миллиарды мерцающих звёзд стали видны сквозь небесную сферу. Они вращались вокруг одной, самой старшей звезды. Неподвижная, она упорядочивала всё. Каждый вечер наступал чуть раньше предыдущего, каждый вечер Ёжик дожидался космического сияния.
В эту ночь облака соединялись, разрывались и соединялись снова, пока не стали сплошным свинцовым сводом. Непривычная мгла укутала лес.
Ёжик искал нору, чтобы спрятаться от этой мглы в тепле. Когда он спустился в новый Лес и спрятался в корнях, тихий голос над ним произнёс:
– Что ты ищешь?
– Кто ты?
– Скажи, что ты ищешь, – упрямствовал голос.
– Я ищу счастье. Я нигде его не видел. Говорят, что на краю мира есть счастье. Ты видела его здесь?
– Видеть? Но я не вижу. Я слушаю. Я Летучая Мышь.
– Как же так? – Ёжик зажмурился и увидел тьму, от которой прятался.
– Мой голос отражается от тех, кто не звучит сам. Ты звучишь как я, когда молчишь. Ты становишься деревом или камнем, когда молчишь. Говори – и будешь Живым. И услышишь Жизнь.
Ёжик вспомнил апрельские песни. Как давно и как далеко они звучали. Память окутала его, и Ёжик уснул, даже не пожелав спокойной ночи этому тихому голосу Мыши.
Высоко над его головой вновь разорвалось облако, и звёзды продолжили хоровод.
...
Сентябрь был золотом и брусникой. Крохотные растеньица, стелившиеся по земле, становились фиолетовыми, или красными, или бледнели, или вовсе не теряли свой цвет. Насколько хватало глаз, простирался цвет, и с деревьев летела, не заканчиваясь, золотая россыпь.
Ёжик карабкался вверх по крутому склону, вдаль от долинного многоцветия. Ветер становился всё жёстче, но камни странно теплели под лапками. Если смотреть вниз, то становилось всё страшнее и красивее.
Иногда на склоне Ёжик находил дыры, похожие на норы, только из них вырывался горячий шипящий пар. Ёжик не знал, живёт ли там кто-нибудь, но всё равно бросал в дыры-норы по несколько ягод.
Наконец путь Ёжику преградил длинный и глубокий раскол. Из раскола веяло жаром. Заглянув за край, Ёжик увидел рыже-алый свет, который медленно колебался в такт чьему-то дыханию.
– Это Дракон, – шёпотом сказал Ёжик и испугался своим словам, – и он спит.
Красные искры вылетали из раскола. Из глубины послышался гул, и земля задрожала.
– Ему снится что-то грустное, – думал Ёжик, греясь от этого жаркого подземного света, – значит, нужно спеть Дракону колыбельную.
И Ёжик запел – о Лесе, который Дом, о Волках, Медведе и птицах, о Красной панде, о маковом поле, о псах и Евражке, о радуге, о дожде, о Вороне и об озере в тумане, о соке брусники, о золотых листьях...
Красные искры улеглись, растаяли, и недовольный гул постепенно затих.
...
У октября был густой и холодный голос. Эхо в тёмном гроте, серебряная вода и ветви рябины – таков был октябрь. Он звучал, и земля остывала. Он звучал, и нити льда соединяли края луж. Он звучал, и Ёжику хотелось уснуть. До новой весны.
Ёжик шёл через шиповник к берегу. Колючие ветки почти не касались его.
– Шиповник совсем как я, – думал Ёжик, – иголки, которые не ранят, и ягоды про запас всегда с собой.
Сначала стал слышен шум. Пульсирующий, монотонный, он ни на что не был похож. Пробравшись сквозь последние кусты, Ёжик увидел океан.
Волны, тяжёлые, стальные с белыми гребнями, одна за другой врезались в чёрный песок и чистейшей прозрачностью отступали назад. Бушующий грохот заполнял пространство до самого горизонта, над которым бродило длинное облако.
Ёжик шёл к океану. Лапки увязали, и песок забивался между иголок. Вода выточила в толще песка уступ. Ёжик скатился и спрятался за уступом от ветра, бежавшего с берега прямо по волнам. Вслед за ветром до самого неба взметались столбы солёных брызг.
Ёжик сидел, мёрз, смотрел... и, кажется, был счастлив.
...
Внезапно рассиялось солнце и нарисовало над волнами хрупкую, зыбкую радугу.
Ёжик обернулся. По песку, тяжело ступая копытами, шёл Тот, кто приносит радугу. На одном из его рогов сидела взъерошенная Ежиха.
– Берег – это место, где тебя слышат те, кого ты помнишь. Даже если ты с ними ещё не знаком, – сказал белый зверь, склоняя голову к песку.