петлёй подбородок её и глаза её - к верху
и воспламеняют верёвку ладони её
противно и сладко, как тащит горчичную веру
на свет через всё сокровенное это гнильё
из неба прорезанный крест распахнувшейся чайки,
на чистом глазу до ума доведённый зрачок -
так рыба и птица встрепещут в его чрезвычайке,
как будто и впрямь существуют уже и ещё
так улица лепит дома, и дома за домами,
пробраться к проспекту Победы, и сим победим -
трава под грохочущей нефтью, стихи под стихами,
а девочка мутит водичку под сердцем сухим
тому, что ты любишь, нет плоти, любви этой кроме -
греть голод, безумное "есть", беспросветное "быть"
и пот, словно брызги от шторма, горит на Хароне:
предсмертному хочется женщины, Господа, пить