* * *
Моей души темнеющие всходы
уходят прочь от ястребиных глаз.
И больше не на что себя расходовать,
затем что сам — как звёздочка зажглась.
Колючий взгляд ласкает и искрится,
но не поддержит душу, как рука.
Лишь обездоленность — как вещая сестрица —
не дозволяет вещью понукать.
Она как май — хотя цветник был впору,
пришёлся в плоть с украденной весны,
где два крыла не с ангелами спорят:
чья б жизнь легла, как гирька, на весы.
И мне совсем нет дела до погоды:
в ней дело рук иного ремесла:
где за минуту прогоняют годы,
чтоб древесина кольцами взросла. —
Авессалома крепко держат ветви,
и хлещет масть в невыпавший ждекпот.
Давид снял номер, рангу соответствовать,
где сел бездомный с банкой на капот.
Парадный бас не внял струне на братство
чуть припоздавшей пары каблуков.
Лишь чёрный кот к хозяйке подобраться
не побоялся с картою Тинькофф.
Так и идёт — циклично, по орбите —
чужая жизнь, своя — на поводу,
хоть ключ к халупе хитро подберите —
в своей стране совсем не пропаду.
Прописан богом, адрес — где придётся,
лишь бы была аптека и фонарь…
Пока Иуда правит себе дёсны,
за третьим мужем входит в дом Фамарь.