Ад у каждого свой.
В моём аду нет чертей со сковородками и языков вечного пламени.
На пороге моего ада я стою под проливным дождём у белой стены небольшого технического здания при Центральной Районной Больнице, глядя на крошечный морг. Стою уже полтора часа, и мои новые кожаные сапожки, купленные на днях с Тобою, совсем промокли, потемнели, и ноги в них мокрые и холодные. И рука, что держит зонт, мокрая; и дождь стекает по лицу, по простенькому пальтишку, и мокнет рядом моя соседка; и мы ждём, когда же врач-травматолог напишет своё заключение.
Наконец, документ для патологоанатома готов, подогнан открытый грузовик, и тех. работники, которым мы с соседкой заплатили, волокут из двери морга над самым мокрым тротуаром что-то большое и тяжёлое в клетчатом казённом одеяле.
Вот он, АД...
Я знаю, что это — Ты, я узнаЮ Тебя по очертаниям, но мои ноги налиты свинцом, и я панически боюсь увидеть Тебя, даже представить после Твоего падения, такую родную — и бездыханную, потому что не верю в это. И только опасаюсь, что тщедушные мужчинки сейчас раскачают одеяло и забросят Тебя в кузов грузовика, как мешок с картошкой.
Я хочу закричать, но крик застревает в горле.
Я закрываю глаза и прислушиваюсь. Тишина.
"Смогли приподнять и положили", — говорит соседка...
Ад у каждого — свой.
В моём аду нет чертей со сковородками и языков вечного пламени.
В моём аду Тебя всё несут и несут с усилием под холодным ноябрьским дождём к грузовику, а я не смею подойти, заглянуть, увидеть, закричать, и нет конца этим минутам...
Прости меня!..