***
День намного короче ночи.
Это значит, декабрь подобрался вплотную.
Я рискую. Правда, рискую не очень.
Больше, можно сказать, тоскую.
Я тоскую по ранее прожитым дням.
Я тоскую по линии горизонта.
Время – это собранный жизнью хлам
и вино с побережий Эвксинского Понта.
Солнце в небе, как ломаный грош.
Дождь и ветер братаются у порога.
На губах крупинками соли осела ложь.
Дважды два – уже не четыре, а слишком много.
Строгий взгляд не хуже, чем долото,
превращает поверхность в бугры рельефа.
Если громко и внятно сказать «не то!»,
эхо скажет в ответ «нелепо!».
Догоняй меня! Мы прикинемся в поддавки.
Надо только выбрать точку опоры.
Знаешь, в жизни обидней всего пустяки,
те, что размером с целую гору.
Горевать ли, смеяться ли, искривив губу,
может, в узкую ниточку вытянуть брови,
и, ладонь, козырьком приложив ко лбу,
вольный смысл разглядеть в ускользающем слове?
С ночи капли дождя будоражат слух.
Утро можно потрогать руками.
Я с утра ощущаю, как мир упруг,
продуваемый сквозняками.
Сквозняками не длящихся больше минут,
сквозняками роняемых, походя, «здравствуй»,
«как твоё ничего», «как дела», «как здоровье», «салют»,
не живущими долго в освоенном нами пространстве.
Успокоилось сердце. Запахло снегом.
Глаз ресницы скребут скребницами.
Город утром становится пегим,
покрываясь прохожими лицами.
В общем, время надеть пальто,
рассчитаться с долгами, сказав «спасибо»,
оглядеться внимательно, а потом
впору вильнуть хвостом, как рыба.
День пролетает, как тень от облака.
Никого не задев, ничего не нарушив.
А было время – щерился волком,
и выворачивал напрочь душу.
Вечер. Интонации осени в порывах ветра.
Горьковатый запах дыма. Сжигают листья.
Можно пива выпить, или чего-нибудь крепкого,
и помусолить вечные истины.
Можно жить без надрыва. Напряжение спало.
Даже в розетке. Вольт на тридцать.
Нет давно новостей и скандалов,
и не приходится суетиться.
Зябко. Похолодало на 20 градусов.
Жизнь на нуле. Хотя днём плюс четыре.
Нынче приходится двигаться галсами,
ибо повсюду автомобили.
***