Две певуньюшки бойких, мы верим, любя.
Две поэточки стойких, мы помним, скорбя,
что делить нам свезло сентябри, октябри,
ноябри.
Вы хоть взгляд нам с высот, Серафима с Мари,
подари-
те. Ведь некогда южный звучал клавесин
средь садов и холмов тех родных палестин,
где у вас, как у ангелов на небесах,
песнь в устах.
И звенела струна на точёных перстах
на местах.
Увезли вы себя в тридевятую даль,
и остались вино, и изюм, и миндаль
дотлевать на остывшем накрытом столе,
как в золе.
Кто – отведал изысканных яств на столе,
кто – в петле.
Закружил вас в беспамятстве, горя ища,
заболтал вас в холодных ночах, трепеща,
плоский город, что высит главу средь болот,
как сирот.
Вас никто на просторах высоких широт
не найдёт.
А затем, брызнув фарами жёлтыми в ночь,
исторгая из тел пламя душ ваших прочь,
эта мразь наскочила на красный сигнал.
Кто же знал?
До поребрика – шаг лишь, но гад вас нагнал,
И – финал.
И тогда, без причины и жалости без,
был запущен распада смердящий процесс,
ведь, как трап корабля, обняла вас земля
шутки для.
Ни вина, ни изюма и ни миндаля.
Жизнь – как тля.
Взял с молитвою бранною в рай на устах
вас Господь, оставляя иных на местах.
Лишь – портрет с чёрной лентой на белой стене,
как во сне.
Лишь – портрет на стене, как на белой спине.
Быль иль не?
И все демоны, клоуны все вдруг ушли,
и вселенский театр растоптан в пыли.
Тишина эта мир будто ставит впросак.
Всё – не так.
Стало быть, мир, на деле, – суть просто пустяк.
Как же так???