Диалог с Саней Седым-Грех ч. 9

Таня Тарасова Пыжьянова
ЗИМА ЛЮБОВЬ МИСТИКА

 Таня:   
     Я шла... снег сыпался порошей. Ты позабыл меня, хороший? И попадал он на ресницы, усну и... стану тебе сниться. Пусть неудобно, на боку, но... о твою потрусь щеку, к твоей прижмусь родной ладони, пусть в ней лицо моё утонет. И... оцарапаюсь щетиной. Ты лишь во сне со мной... любимый. Вновь побелело за окном... Знай, без тебя пустует дом... А без любви, да разве счастье? И снег становится ненастьем. Жаль, что опять тебе приснюсь и... обязательно проснусь. И не найдёшься снова рядом... Ну удиви, как снегопадом... и задохнуться чтоб от страсти, и отогнать долой напасти...
Я шла, снег сыпался порошей. Ты позабыл меня, хороший?

Саня:               
   Ты красива, я знаю, я знаю. Чист твой образ. Загадочен лик. То ли радость моя ты земная или счастья беспечного миг?... То ли чудо, губами касаясь, обожгло твоё сердце и плоть. Или чёрт тебя делал, не маясь, как лепил твою душу Господь?...
Может ведьма какая лесная, чей огонь в твоё сердце проник?... Ты красива, я знаю, я знаю. Чист твой образ. Загадочен лик... Но и после скажу, не узная, если счастья так короток миг:- «Ты красива, я знаю, я знаю. Чист твой образ. Загадочен лик»...

Таня:
  День промёрз, а ветер стих, и стекло на лужах... Так и просится всё в стих с льдинками из кружев... Был сегодняшний восход, в зиму – непонятный, что сиял весь небосвод, пламенем объятый... Нежность спряталась во сне, тянется наружу... Вот- вот вырвется извне прямо в эту стужу... Шарф пуховый обниму, варежки в придачу, и пойду встречать зиму... счастье... наудачу.

Саня:
   Поглядев смешно и криво, бродит Зимушка игриво. Ничего ещё не хочет, только голову морочит... То ли светит, то ли бредит, где пройдёт и не заметит. Лишь притронется, да бросит снов пригоршню и не спросит... Спят берёзовые рощи, недовольно губки морща, заплетая в косы нити – всё на свете, что хотите – золотые отголоски, да серебряные блёстки, блики, звёзды и снежинки, пересуды, да смешинки, засверкав в пургу и в стужу, согревая чью-то душу, осыпая и валяя дурака, да забавляя... Топотушки-хохотушки, лохматушки-лопотушки... Искры, искорки, пылинки, золотые пелеринки, бусы, яхонты, монисто, то игристо, то искристо... Выставляя свои виды, осыпая малахиты во бору на мягких лапах, расточая сладкий запах... снежной свежести и хвои. Эх, ты, чудо то какое...
               
Таня:
   После вьюги лес стал странным: и деревья, и кусты разукрасились обманом необычной красоты. Звери сели на деревья, птицы пучили глаза... дым тянулся из деревни, и синели небеса. Нарисовано метелью было множество картин. Не рычали и не пели на «полотнищах холстин»: зайцы, много разных чудищ, лешаки и всякий сброд, что с одеждою из рубищ из трущобы и болот. Не хотите мне поверить – посмотрите, я не вру, на меня глядят те звери, что на соснах поутру.

Саня:
  Дремлют на опушке ёлки-лохматушки. Дед Мороз с лукошком бродит по дорожкам... Заяц попрыгушка скачет, как Петрушка, от лисы-огнёвки пуще, чем полёвки... Долбит ветку дятел так, как-будто спятил... Да опять, как пуля, пролетит косуля... Всё замрет, как я же в наплетённой пряже дрём, лениво спящих, изредка бубнящих... А Мороз в лукошко сладких снов немножко, да подняв метёлку, принарядит ёлку... Зимушку усладу хлопнет чуть по заду, и, во всем уверен, побредёт в свой терем...

Таня:
    Я сегодня на бегу бабу видела Ягу. Обняла ногами ствол, будто села на престол, а не на обычный сук... Зимовал в дупле барсук, ящерка про меж ветвей замерла среди зверей. Опустил зайчонок уши, тишину индеец слушал... Как забрался в русский лес и на дерево залез?... Чтобы всех их снять на фото, хоть и жутко было что-то... завалилась я в сугроб, и от страха бил озноб. Может, зАмерли нарочно, отомрут и загрызут... Дело сделала я срочно, изменив лыжни маршрут. Зайцы, лешие, медведи ждали – «Вот она уедет... и начнем мы во всю прыть снова Ёжку веселить». Развалился толстый Мишка, рядом – слоник на стволе, тут же – шустрая мартышка и Яга, как на метле. Тишина, притихли звери. К ним «летела»...  песни пели. Доказательства – дарю, а Зиму – благодарю.

Саня:               
    Снова в гости к нам идёт Дед Мороз проказник. Ох и сказок наплетёт старый безобразник... От Снегурочки опять всюду суматоха, лезет что-нибудь отнять маленькая кроха... То кому-то подмигнёт, то чего-то снимет, натворит или возьмёт, выпросит и примет... Дед Мороз, приняв на грудь, где-то втихомолку пристаёт к кому-нибудь, обнимая ёлку... Все в восторге, все визжат от такой затеи, и спешат, спешат, спешат лишь бы поскорее... Тычет в бок упрямый чёрт, бес в ребро толкает. И меня опять влечёт та, что намекает... И спешим мы в уголок, где темней и тише. К чёрту блеск и к бесу шёлк... ближе... ближе... ближе... В общем прямо маета. Дед Мороз проказник всё такой же, как всегда, старый безобразник... И везёт ему, везёт, ну а это значит, пусть уж ежели несёт, то и всех дурачит... И смеётся, и сорИт шутками проказник. Ох и что же он творит, старый безобразник!!!

Таня:
   Умчится в даль щемящая тревога, сорвётся смех с твоих любимых уст, и выморозит холодом дорогу... Зима... и под ногами снега хруст. А рядом голоса звенят ребячьи, как колокольчики весёлые даря... Зиму разбудят от морозной спячки, та... серебро рассыплет ноября. И снег по-детски станет очень вкусным, в катушку превратится гололёд, и никому не будет больше грустно, наполнив дни весельем напролёт. А Новый год, что ждать совсем немного, придет со снегом и морозом пусть... И выморозит холодом дорогу... Зима... и под ногами снега хруст.
 
Саня:
   За селом околицу снегом занесло. Старый тополь молится, всем чертям на зло... Лаптями дырявыми прошагав окрест, сучьями корявыми наложил он крест... Белых прядей крошево с савана его. Ничего хорошего, больше ничего... Стукнуло по темечку, не сломав едва ль. Золотое времечко, светлая печаль... Отблески осенние растворил рассвет. Никому спасения в этой жизни нет... За селом околицу снегом занесло. Кто ж за нас помолится, всем чертям на зло...?               
               
Таня:
   Минус восемнадцать – холодна  дорога. На лыжне, признаться, я совсем продрогла. Этот долгожданный, Дедушка Мороз, заявился рано, щиплет щёки, нос. Не свистели птицы и не каркал ворон, бедные синицы улетели скоро. От фотоохоты я не отказалась, хоть не до «полётов» - жгла мороза шалость.
               
Саня:
  То снег прямо с листьями оземь, то вьюга за ним и метель. Ушла очумевшая осень, свою растрепав канитель... Металась зима и глумилась, как ведьма, слепая от зла, то вверх на метле возносилась, то снова позёмку мела... Ругалась, кляла и дразнила, за руки влюблённых держа. За радость любую казнила, от ревности лютой дрожа... Творила безумное что-то, и вновь изыдя, словно бес, самой стало вдруг неохота ни радостей и ни чудес... Но что-то творится такое, как-будто бы встав на дыбы, другая, не злясь и не воя, вперёд своей мчится судьбы... И взгляд её дик, хоть не верь мне, и будто томится душа в красивой и взбалмошной стерве, что так уж и впрямь хороша... Раскрасит она и разложит всех прелестей кучу и тьму, и вымучит снова, как может, всё зная-зачем и к чему... Проснётся на стон её верба и серьги рассыплет свои... Ну здравствуй, прекрасная стерва земной очумелой любви!!!... Налей мне, чтоб больше не надо. Отдай мне себя, как на грех. Ведь нет лучше этого ада, куда загоняешь ты всех...

Таня:
   Солнце засияло вдруг на небосводе. Оттепель настала, а мороз был, вроде. Я иду – не верю – испарились звери. Видела намедни, лишь осталась ведьма. На деревьях, тропах восседала чинно нечисть бабки Ёжки... Поищу причину. Испарились волки, зайцы, куропатки... Что искать без толку – соберу остатки. Только посмотрите... лешаки повсюду... Нет, я эту нечисть здесь и позабуду. На бульваре тоже лешие лежат, пара крокодилов, куча медвежат. Я не наступаю – мимо обойду... А не то приснятся ночью на беду.

Саня:               
   Ни мороз, ни сон мне в руку. Только крикнул, да вперёд. Снова ветер гонит вьюгу. Что там? Чёрт не разберёт... По душе, да понаслышке и не прямо, и не вспять, что ни грусть, то до отрыжки, что ни счастье, то опять... Эх ты, чудушко ты, чудо, чтоб тебя, да Боже мой, сколь бы весел я ни буду, всё равно хочу домой... Вёрсты ль, вьюги, бес ли кружит? Не туда ли чёрт ведёт? А душа по счастью тужит и с ума, гляди, сведёт... Мило, нежно ли, не ладно? Бога ради, не спеши. Там душе всегда отрадно, где всё ладно для души... И торопится, и злится сердце, чувствуя предел. И как можно не напиться, если очень захотел?... Как возможно не покинуть и туда ни очертя, где и душу можно вынуть, что-то снова обретя?... И пусть так и эдак вьюгу, что сам чёрт не разберёт. Ни мороз, ни сон мне в руку. Только крикнул и вперёд... Ну а там уж, как угодно, пусть встречают, да бранят, так и эдак, и охотно. А не то на кой бы ляд?... Не зазря, не понарошку, не взглянув или простив. И оттаяв понемножку, да грехи мне отпустив...

Таня:
   Вьюга завыла, смеялась метель, ветер свистел мне:– «Иди-ка отсель». Сосны шептали, качаясь:
– «Пора-а-а-а-а-а... Зимушке надо идти со двора».
Смело катилась за вьюгой вослед и не боялась смеяться в ответ. Гладко скользила по снегу лыжня, в зимний восторг за собою маня. Ветер свирепый осыпал иглой, злился... но ёлки кричали:
– «Постой!» Он их не слушал, грозил на бегу:
– «Я сейчас в спину поддам, помогу».
Щёки горели, блестели глаза...
Сосенки:– «Прячься, он нынче – гроза».
– «Нет, я уйду, когда буду без сил, как бы ветрище не гнал, не грозил».
И... обняла на прощанье сосну... Скоро опять повстречаю весну. Но... убежала, раз ветер был злючий. Слишком уж вредный он... ведь... «ноябрючий».

Саня:
   В дорогом своём безмолвьи, воздвигая терема, хороша моя Прасковья – Пелагеюшка зима... Может Дарья или Рая, заблудилась уж сама, имена перебирая, Пелагеюшка зима... Вспомнив сказки, да поверья, наплела их без ума, моя милая Лукерья – Пелагеюшка зима... И белёна, и гулёна, что ни тьма, то кутерьма, понесла моя Матрёна – Пелагеюшка зима... И, накрыв свои угодья, уж замаялась сама моя добрая Авдотья – Пелагеюшка зима...

Таня:
Стоял январский зимний день... Трухлявый удивился пень, что вдруг метель, пурга с небес мгновенно скрыли зимний лес. ЧуднО... Как от волшебных чар, всё превратив в сплошной кошмар, свистел, ревел нахальный ветер, как будто всех главней на свете.
... Тут позвала метель с подругой бурана вместе с хитрой вьюгой. Хлестали всех и жали слёзы, совсем уставши ждать Мороза... Домой брела уже с трудом. Вот, наконец, и милый дом. Явился утречком Мороз. Мне б учинить ему допрос... Но... не пойду я нынче в лес, коль ждут опять рогатый бес и лешаки, и злые ведьмы. Бывало так уже намедни. Присяду лучше у окна – оттуда Зимушка видна. А может, затоплю камин, в честь дня Татьяны именин...

Саня:
    То ли пьяная метель, то ль туман с похмелья, напрочь радость всю и хмель, и в тоску, да в келью... Светлый образ, грустный взгляд и лампады тленье. Да поклонов сто подряд и до исступленья... Замолить, не замолить (даже не надейся) то чего, не может быть, хоть и лбом разбейся... Ну а всё же? Да никак. Сколько бы ни кайся, всё ни эдак и ни так. Даже не пытайся... Только батюшка буран, да пороша служка, в миг спасут от всяких ран и надуют в ушко... Боже мой, да упаси от такой напасти. Снова черти на Руси, пьяные от страсти... И не то им, да не так, всякий что гадёныш. Коль дают, так на пятак, а берут, так всё уж... Ничего, да как-нибудь эту дрянь обманем. Лишь бы счастья по чуть-чуть, полежим, да встанем... И пусть пьяная метель, да буран глумятся, только радость нам и хмель, нет, да и сгодятся...



На моём фото - снежарики зимой 17-го года на деревьях.

Продолжение -
http://www.stihi.ru/2017/06/27/10121