Как я не стал писателем. Милый мальчик

Николай Орехов Курлович
http://www.stihi.ru/2017/06/28/3270

МИЛЫЙ МАЛЬЧИК

   Слегка завидуя «молодым» саратовским литераторам, однажды я здраво рассудил, что нет смысла дожидаться, покуда и в нашем городе учредят «толстый» журнал, и нужно обходиться скромными имеющимися ресурсами.
   Поэтому недели за полторы до очередного Дня Победы я отправился в редакцию областной газеты «Северный рабочий» с рукописью только что написанного рассказа на тему грядущего праздника.
   Намерения попасть сразу к главному редактору, конечно же, были пресечены в самом начале, и после хождения по кабинетам я попал, наконец, к некому «зам.заву» отдела чего-то-там, который удостоил меня парой минут своего драгоценного времени.

   Узнав, что я принёс рассказ, он извлёк из стола громадную пачку рукописей и прокомментировал:
   -- Вот, сколько на сегодняшний день мы имеем неопубликованных рассказов. Среди которых, между прочим, работы членов Союза писателей.
   -- Но у меня к празднику! – уточнил я.
   Достав из стола другую пачку, поменьше, но тоже весьма толстую, «зам.зав.» сообщил:
   -- Это к празднику.
   -- Но у меня к близкому, ко Дню Победы!
   Третья стопка, ещё поменьше, но тоже не слишком тонкая, легла рядом с остальными.
   -- Ко Дню Победы…-- устало проговорил собеседник.
   Несмотря на горячее желание увидать закрывшуюся за мной дверь, сотрудник редакции всё же терпеливо порекомендовал обратиться к некой Ларисе Андреевне, но не предлагать ей рукопись, а просто сообщить, что желаю печататься в газете.

   Так я и поступил.
   Лариса Андреевна, зам. заведующего отделом работы с внештатными корреспондентами, оказалась на удивление благожелательным человеком, при этом исключительно красивой и обаятельной женщиной, несмотря на свои огромные, с моей точки зрения, тридцать с лишним лет.
   Внимательно меня выслушав, она предложила работу в качестве внешкора, при которой появлялся реальный шанс увидеть свои материалы в печатном виде и даже получать за работу некоторое денежное вознаграждение.
   Второе меня интересовало в меньшей мере, однако тоже было отнюдь не лишним для живущего на одну стипендию студента, и я согласился, не слишком долго раздумывая.

   Поначалу моя журналистская «карьера» не задалась. Я пытался брать интервью у никому не известных людей, писал репортажи о мало кому интересных событиях, сочинял заметки на темы, бывшие либо табуированными, либо попросту неактуальными.
   Лариса Андреевна терпеливо браковала мою писанину, одновременно пытаясь внушить мне, в чём состоит суть журналистики, и какие материалы могут иметь шанс быть опубликованными. Однако писать о достижениях комбината бытового обслуживания или об ударном труде дворников ЖЭКа №7 совершенно не хотелось, да и, честно говоря, я весьма смутно понимал, в чём заключались эти «достижения» и какой труд дворников и прочих неквалифицированных пролетариев можно считать ударным.

   Однако изредка мои творения, едва ли не заново переписанные моей редакторшей, с которой у нас, несмотря на огромную разницу в возрасте, стали складываться всё более дружеские отношения, всё же публиковались на последней странице, и за несколько коротких строк мне неизменно приходили почтовые переводы на несколько рублей с копейками, которые стали неплохим довеском к стипендии.
   Но журналистика всё же не столь привлекала меня, как литературное творчество.
   К тому же повезло устроиться на работу в пожарную часть, где для студентов-совместителей были весьма неплохие условия, касаемые режима службы, и почти девяносто, а несколько позже, когда из бойцов перевели подменным водителем, целых сто четырнадцать рублей в месяц, сразу сделали малозначимыми нечастые и нерегулярные поступления скромных газетных гонораров.

   Однажды я признался Ларисе Андреевне, что пишу стихи и прозу, и она, вдруг ласково потрепав меня по щеке, улыбнулась и сказала, что давно об этом догадывалась.
   Рабочий день в редакции подходил к концу, и она попросила меня подождать на улице, чтобы обсудить эту тему.
   Дождавшись, я подхватил из рук женщины две увесистые сумки – одну с взятыми для работы домой рукописями внешкоров, другую с закупленными в обеденный перерыв продуктами, и отправился к её машине, скромненькой «копейке» редкого небесного цвета, который совершенно неожиданно вызвал у меня целый шквал совершенно необъяснимых эмоций.
   Старенькая машинка вдруг отказалась заводиться, и я, минут пять поковырявшись в моторе, вдруг подрос в глазах Ларисы (мысленно я давно уже называл её, отбрасывая отчество), когда тот, после моих несложных манипуляций, фыркнув, заурчал ровненько и довольно.
   -- Садись за руль, -- тихо проговорила она и, не дожидаясь моего согласия или отказа, уселась на правое сиденье.

   Лариса жила в скромной «хрущовке» неподалёку от центра, где помещалась редакция, и весь путь занял каких-то десять минут, в течение которых, конечно же, поговорить мы совершенно не успели.
   Тогда она, уже более твёрдо и уверенно, позвала меня к себе, сообщив, что живёт одна, и нам никто не помешает поговорить столько, сколько потребуется или захочется.

   Скинув в прихожей туфли, Лариса опустилась на старенький диванчик и, жестом пригласив присесть рядом, попросила почитать что-нибудь из моих стихов. Не помню, что я тогда читал по памяти, в которой от ощущения близости такой чудесной, хотя и не совсем уже молодой женщины что-то вдруг «заклинило», но после нескольких, наверняка не самых лучших творений она прошептала: «у тебя прекрасные стихи!», и тесно прижавшись ко мне, потянулась губами навстречу…

   Наутро, счастливая и печальная одновременно, Лариса сообщила, что сегодня как раз будет проходить очередное занятие литературного объединения при областной молодёжной газете «Юность», и посоветовала обязательно сходить туда.
   – У тебя прекрасные стихи! – повторила она вчерашнюю фразу.
   Я поверил. Теперь, когда мои стихи подарили мне ещё одну великолепную женщину, возраст которой мною уже совершенно не ощущался, я снова был уверен в том, что именно благодаря им она целую ночь была моею.
   Хотя, наверное, стихи тут были совершенно ни при чём, но так сладко было наслаждаться этой верой! Столь же сладко, как совсем недавно ею самой.
   Однако когда я вновь попытался обнять Ларису, она мягко отстранилась, прошептав:
   – Не надо… Всё было замечательно. Но всё уже кончилось… Не приходи ко мне больше. Пожалуйста… Милый мальчик… Всё кончилось.

   Милый мальчик… Милый мальчик для уставшей от одиночества начинающей увядать женщины. Милый мальчик, автор нескладных и наивных стихов, большую часть которых она так никогда и не услышала.

http://www.stihi.ru/2017/06/28/3305