Если все твои часовые разошлись по гробам,
кто в опасный час остался стоять на страже?
Пусть душа не дрожит, как разбитая нижняя губа,
но сочится красной жидкостью точно так же.
Что уму, бесцельно ввергнутому во тьму,
до красы твоих восходов и полнолуний,
если брошен в полночь, словно в индийскую тюрьму
в ночь с девятнадцатого на двадцатое июня,
в нефтяную полночь – и что на дне в ее глубине?
Опасаясь ответного взгляда, не гляди в глубины –
здесь веществен только зазубренный байонет,
арматура пустой грудины.
Не к лицу ощущать себя выгнившим и пустым,
в полный рост восстав из заполненной нефтью скважины, –
здесь существен только остро граненный штык,
на который сердце твое насажено.