Пожилой мужчина робко зашел в светлый, ослепительно белый коридор, дверь за ним закрылась совершенно бесшумно и, точно слилась, или даже растворилась на фоне стены. Он огляделся: вдоль стен стояли столь-же белоснежные, как и всё помещение, узкие скамейки, по обе стороны на равном расстоянии были закрытые двери, а давящую тишину разрежал лишь шорох его одежды, да тихое потрескивание одного из потолочных светильников, обильно заливающих теплым, почти солнечным светом, казалось бы, бесконечный, белый, глянцево-кафельный коридор. Он еще с минуту постоял, теребя в руках тряпичную торбу, протяжно вздохнул и присел на скамью.
Вскоре, одна из ближайших дверей приоткрылась. В проеме показался статный мужчина средних лет с длинными волосами и гладкой бородкой. Выражение его лица хоть и не выражало улыбки, все же отчетливо давало понять, что настроен он благосклонно к визитеру.
"Прошу, входите." - произнес хозяин кабинета, мелодичным, низким и спокойным голосом. Гость покорно подчиняясь, вошел в глубь не менее белого, чем коридор кабинета, напоминающего приемные покои участкового терапевта. В помещении царил минимализм, из мебели были лишь пустая вешалка, стол и пара стульев, и, хотя, и отсутствовали окна, белизна теплого света и достаток свежего воздуха, подчеркнутый высоким потолком, было очень свежо и просторно. Собеседники расположились друг на против друга, по разные стороны стеклянного стола.
"Павел. Распорядитель. Я буду вас оформлять." - представился хозяин кабинета, не отрывая глаз от личного дела гостя, делая в нем какие-то пометки.
"Присаживайтесь." - он продолжил монолог, указав, как указкой, шариковой ручкой на стул.
"А с собой можно только минимум вещей!" - утвердительно произнес Павел.
Наконец, визитер осмелился и сказал: "Но, тут лишь само важное." - и раскрыл принесенный мешок.
"Что же по вашему так важно?" - подняв взор на гостя, с нескрываемым любопытством осведомился распорядитель.
"Только воспоминания..." - грустно и робко произнес гость. И запустив руку в тряпичную сумку стал горстями извлекать от туда потертые фотографии и письма.
"А ну, выкладывайте-ка всё на стол, любезный." - предложил распорядитель; "и что же тут у вас? Любовь, как водится?"
Вскоре на столе уже лежал высокий ворох пожелтевших бумаг. Сморщенные руки пожилого гостя бережно и ласково пытались сгрести распадающуюся пирамиду из бумаги.
"Да вы, батенька, Дон Жуан?" - сквозь нескрываемую улыбку спросил Павел; "Сколько женщин, сколько писем, сколько романтики?! Архив! Картотека!"
Пожилой мужчина поднял растерянный взгляд и дрожащим голосом произнес: "Это одна женщина..."
С лица распорядителя, точно дымка, сошла игривая улыбка. Он увидел, что на самом деле, на всех фотографиях, сделанных очевидно в разные годы долгой жизни, смотрели влюбленные и счастливые лица гостя, еще молодого и более зрелого, и некой, одной, очевидно прекрасной женщины.
"А она знает, что вы тут?" - спросил распорядитель.
"Нет, мы давно потеряли друг друга." - тоскливо констатировал гость, опустив взгяд.
"Тогда, зачем вам всё это?" - с нескрываемым непониманием произнес Павел.
"Это всё, что у меня есть, всё, ради чего я жил!" - утвердительно и бодро произнес пожилой гость, и в это момент его лицо, кажется даже помолодело.
"Ну, что же, вам виднее." - вставая со стула сказал распорядитель. Закрыл личное дело, подошел к двери и открыв её широко произнес: "За вами пришли. Порошу. Забирайте их с собой. Сколько служу апостолом, столько и поражаюсь силе любви и способам её применения!"