Я слышал легенды, какие никто не слышал, я видел такое — иным не придёт во снах. Конечно, во всё это верить — весьма излишне, но я научился, как видеть гораздо выше, чем видел любой, кто считался одним из нас. Немногим легендам досталась такая участь — храниться в устах древних старцев который век. Какие-то — доброму нас или злому учат, другие хранят в себе чей-то забавный случай...
Но эта была — словно в тьме многолетней свет.
Премудрый Шемаг говорил её лишь однажды, и пламя свечи колыхалось без сквозняка:
в далёкой земле жил да был одержимый жаждой, и каждая ночь для него повторялась дважды, ведь были те земли из камня и из зеркал. Скитался бедняга меж ними с начала света, смотрел на себя в бесконечный калейдоскоп, и выход ему не нашли бы ни амулеты, ни тысячи тысяч оставленных им отметок, ни рунная вязь, нарисованная песком. Он дни напролёт оставался с собой на пару, его отраженья смеялись ему вослед — а старый хитон на ветру был почти что парус, и он вспоминал шелест моря и треск пожаров, ведь сам был последним летающим на земле. Но больше не мог — зеркала заплетали сети, вертелось здесь время, как вечное колесо.
Вот только однажды на алой волне рассвета мелькнул в лабиринте весёлый июньский ветер,
и с крыльев его оседала морская соль.
И узник встряхнулся, в рассветное небо глядя, и вздрогнуло зеркало, сжалось вокруг кольцом. А он рассмеялся лучам из зеркальной глади, махнул на прощание вечной своей осаде,
и кровь, словно маска, укрыла его лицо.
Чем кончилось это — не знает никто доныне, лишь только догадки остались на век земной. Давно уже нет ни темницы и ни пустыни, легенды следы с каждым годом всё больше стынут, премудрый Шемаг и придумал финал у той. Осколки, сказал он, в песок размело хрустальный, а те, что остались, истёрлись за тыщу лет. Теперь те осколки уже не покрыты сталью, не будет в них взгляд останавливаться и таять — всего лишь стекло грудой собрано на земле.
Согласен с старейшим: всего-то легенда древних, ни капельки правды, лишь выдумка в чей-то лад; скажите нам лучше про рыцаря и царевну...
А сам, вечерами в кровать ложась ежедневно,
в руке под подушкой сжимаю кусок стекла.