Сухой и жёлчный нирванолог
скрипя шершавым языком,
вещает, сколь суров и долог
наш путь в страдании земном.
«Нам страсти счастья не дают,
тюрьмой становится уют.
Когда ж рассудок чувства свяжут –
нам не познать небесной блажи.
Но друг наш, славный мухомор
в чудесном царственном наряде,
помощник верный с давних пор
в душеспасительном обряде.
Его божественный отвар –
всевышних сил священный дар –
пусть горек он и губит плоть,
но отпускает дух в полёт!
И там, в небесном горнем мире
с богами рядышком летим –
под нами рушатся кумиры
и царства стаивают в дым!
Когда ж вернёмся в тело наше,
земная тяжесть давит нас
и плотский мир дерьма не краше,
вовек его б не видел глаз!
Внутри в желудке жар горит,
у рук и ног прозрачный вид.
В котле предательском, остывшем –
остатки мухоморной пищи
отвратным запахом смердят.
И сердце ёжится от боли –
зачем же пил поганый яд?
Неужто так сильна неволя?
Из этой йоговой пещеры
всего лишь надо выбить двери,
а там дорога вниз, домой,
где все свои и всем ты свой!
Что небо для земного люда! –
его наш разум не поймёт.
И нет там никакого чуда,
лишь облака вьют хоровод.
Спустившись же в свою долину,
тоскуем мы по выси гор.
И чтоб с души прогнать кручину
к нам снова лезет мухомор.
Но нет полёта, есть лишь бред
о том, чего в низинах нет,
о том, что только снег расскажет,
а здесь… душа в очажной саже.
И вот уж ищет бедный взор,
измучившись зелёным садом,
и ловит тропочки узор,
которой вновь подняться надо.
И нет родных, и близких нет,
всё застит этот снежный свет –
и зов гремит с небес – иди!
И всё равно, что впереди.
Опять котёл кипит с грибами,
а разум светел или пьян …
Ах, гуру, гуру, знали б сами,
бессмысленность своих нирван!»