I. Онегин ночью в лес. Наваждение. Фрагмент романа

Сергей Разенков
     (начало в прологе "Вы приключений ждёте буйных? Юный Онегин"
        http://www.stihi.ru/2017/07/25/5254)

...Читатель мой! С каких ты пор
Торопишь жизнь во весь опор?
С тех пор, как стал взрослеть без лени?
При недостатке впечатлений
Для детских глаз или ушей
Каких телесных проявлений
Ждёшь на границе поколений,
Перерастая малышей?
Всё интересно, что телесно?

С природой спорить бесполезно.
В стремленье пялиться в упор
На противоположный пол –
Залог того, что жизнь прелестна.
И не усвоит лишь тупой:
Общенье Эроса с тобой
Отнюдь не дурно. Даже лестно.
Кто распознал в себе железно
Черты охотника в душе,
Того уж манит жадно бездна...
...Душе дай новых глав – уж ей
Живётся с творчеством дружней...

...Клич брошен был не в духе страстных:
«Постись, чтоб высших благ достичь»!
Но не желал принять от старших
Упрямец ни в какую клич.
В плену у ранних искушений,
Мечтал охотник, то бишь Женя,
Брать экзотическую дичь.
Он с юных лет успел постичь
Премудрость плотских отношений.
Он, как мудрец, себе привил
Ростки наук земной любви.
В горячке штурма и смятении
Дались науки «мудрецу»;
В непредсказуемом падении
Давалась нравственность юнцу.

Несвоевременной порою
Резвилась зрелость в барчуке.
Раскрепощающей игрою
И наслаждением в руке
Ему б   довольствоваться    тайно,
Не претендуя чрезвычайно
На полноценный взрослый мир
Со стороны интимных дыр.
Ему б, как сверстники Ванятки,
Васятки, Гришки и т.п.
Еть «опосля», а не теперь.
Но нет! По воле гувернантки,
Шла в мире «тёлок» и «кобыл»
Наивность младости в распыл.

Мир детства скромные манатки               
Свои покинул без оглядки               
На неком хронорубеже,               
Когда возврата нет уже.               
Прорехам детства на заплатки               
Судьбой даны разврат да б***ки.               
И, хоть ты тресни, хоть ты взвой –               
Им соответствуй с головой!               
               
Самой Природой без нажима,               
Ввиду особого режима,               
Отпущен был юнцу на рай               
Объём здоровья через край.               
Здоровье это без стесненья,               
Без мук сомнений и стыда,               
Он тратил до самозабвенья               
И знамя сладостного рвенья               
Нёс, не взирая на года,               
И  древко было, хоть куда!               
               *         *         *               
Как упоительны гулянья:
И за околицей села,               
И в ближней роще на поляне,               
Где жарким чувствам нет числа!               
Но вот за лесом село солнце,               
И c неба  Ночь  стремглав несётся,               
Чтоб раскатать свою губу               
На молодёжную гульбу.               
Онегин младший ждал той ночи.               
А загляни мы Женьке в очи,               
Он нас сразил бы без прикрас,               
Огнём влюблённых в женщин глаз.               
               
Ещё недавно он балбесом               
Взирал на них, но уж теперь               
Лез с однозначным интересом               
Своим ключом в любую дверь,               
Пленясь нехитрым политесом:               
Что вторглось в кровь крутым замесом,             
На зрелость  сам  всё-всё проверь.            
               
Трепещет дух, ведомый бесом.               
Не предпочёл герой  гульбе сон.               
В душе юнца проснулся зверь,               
А для раба животных  сфер               
Забвенье колыбельных песен –               
Суть жажды страстных песен фей.
Лишь в сердце дух Небес сильней...
             
...К ночному лесу носом стоя,
Барчук с томительной тоскою
Завыл, как древний грек на Трою
(Гораздо тише, чем Трезор,
Чтоб не дразнить собачий хор).
Лесные дебри с неких пор
Флюид соблазна источали.
Евгений рвался за забор.   
Чтоб поутру не осерчали,
Из-за него подняв сыр-бор,
Обратно в дом во весь опор
Вернуться нужно будет… Спёр
Напрасно свечи он – свечами
Не освещают лес ночами.
Не взяв с собою в тёмный бор
Ночного виденья прибор,
Трус остановится в печали;
Не замечать же тьму в упор, 
Хоть по призванью, хоть на спор –
Всегда умели с давних пор
В союзе с лунными лучами
Герой, любовник или вор…
Над лесом – сосны  каланчами.
И в них Евгений вперил взор.
Манил не просто  лес  ночами, 
А острых  впечатлений  сбор.
Самоуверенный вначале,
Юнец (пусть страхи докучали)
Сдержал волнения напор,
Чтоб зубы громко не стучали.
Мечта, что крылья за плечами,
Толкает тело на простор.
Барчук испытывал задор.
В соревновании с сычами,
Он вопрошал шуршащий бор
Блиставшими во тьме очами.
О, зов запретного! О, чары,
В чьих полуснах все страхи – вздор!
В лесу слепые тропки, яры,
Судьбы сюрпризы и удары,
А за спиной – лишь спящий двор.   
Никто в усадьбе до сих пор
В причудах Женьки ни бельмеса.
Волнующие тайны леса – 
Победы их над сном легки –
Плоть повзрослевшего повесы
Притянут, страху вопреки,
Как утонувших дно реки.

Воображенья чудо-пьеса               
Шла, не снедаема стыдом,               
Своим привычным чередом,               
В то время как храпел весь дом.               
               
Господского чураясь парка,               
Костры в ночи горели ярко.               
Настоль же ярким подле них               
Гулянью быть для молодых.               
Нейдёт ни ходко и ни валко               
Амурный дар сам по себе               
К незакалённому в гульбе.
Не всяк вкусит любви вповалку.               
Не ведать смачного приварка               
Для райской кухни холостых –               
Гульбы – удел для перестарка,               
Который треснувшею чаркой               
Черпать из прошлого привык.               
            
Должно быть, рай блистал впритык               
К глазам счастливых молодых.               
Им от костров светло и жарко.               
И небо льнёт к ним низкой аркой.
               
Подмигиваньем глаз и звёзд               
Ночь подзадорит, даже в пост,               
Гуляк, беснующихся стайкой,               
Богатых чувственною спайкой.               
Кипит веселье с балалайкой,               
Пусть песня вовсе не нова. 
Всласть ощути себя гулякой.               
Рукам дай волю. Щупай. Лапай.               
Не прячь ладони в рукава.               
К прилюдно сочным целованьям               
Сводилась с томным упованьем               
Ночного игрища канва.               
А за околицей жива               
Тьма приглушённым воркованьем.               
Всё ночью юным трын-трава,               
Поскольку кругом голова!               
Попарно парни и девахи,               
Покинув шумные ватаги,               
Уединялись не в домах –               
На сеновалах и в стогах.               
Стыдливость, выдержав атаки               
Несмелых юношей впотьмах,               
Сама, порывшись в закромах,               
Поднять готова белый флаг.
Нет больше места для бодяги.
Слегли бездомные бродяги,
Смекнув, что правда не в ногах.
Угомонились в гнёздах птахи
В садах, чащобах, на лугах.
Не взлают спящие собаки…
Но что за вздохи, что за ахи
Во взбудораженных мозгах
Лесных бродяг в чащобном мраке?
Кровь стынет в рощах и лесках –
Страх держит души, как в тисках.
Зловеще в дебрях перелеска,
Ночной охотой одержим,
Похоже,  фИлин  ухнул резко,
А не Лешак, не чёрт иль джинн.
Вот великаны – до вершин
В потусторонний мрак одеты –
Бойцы бесчисленных дружин…

Лесных деревьев силуэты
Нависли, как апологеты
Ночного страха над людьми.
Полночной тьмы, бесовской тьмы
Известны с древности портреты,
Заполонившие сюжеты
Страшилок, сказок и былин.
Сгинь, Ужас – вечный властелин
Людского хрупкого сознанья!
Как приручить тебя заранее?
Иль чем хотя бы приглушить?
На грани риска (иль за гранью)
Любовный подвиг совершить?
Свою показывая прыть,
Идти дорожками кривыми?
Желанна, как телёнку вымя,
Но недоступно холодна,
Луна за кронами лесными
Не всякий  раз  уже видна.
Но ободряемый лишь ею,
Барчук садовую аллею
Рискнул сменять на мрак лесной
В ночь между летом и весной.
От незакрытого окошка
Пролёг из детской свежий след…
Птенцу беспечно юных лет
Не проторчать грибною ножкой,
Не замереть стоящей ложкой
В сметане –  снялся  краевед,
Пусть в планах ясности и нет,
А с обещаньем всяких бед
Заочно вкралась в них оплошка.
Встречают гостя по одёжке… 

Одёжка – это не пустяк,
А коль уж гость любить мастак,
То жарко всем, от баб до девок,
Бывает от его проделок…
Оставив весь товар в гостях
И отвернувши от   рублЕй лик,
Однажды в этих же местах
Напился некий коробейник.
Вгонял он баб в соблазн и страх,
Их скромность втаптывая в прах,
Но – грешным думам их не враг –
Он закрепился, как   репЕй, в них.
А сколько песен спел напевных,
Что озадачил местных свах,
Когда в припевах незабвенных
Звал замуж выйти всех девах,
Кто видел счастье в соловьях,
А не в сермяжных муравьях
И не в рутине агронома!
Нет воли в жизни всё равно, мол.
Пусть, мол, поют, но … в деревнях.
А наш Орфей был и без но мил…
Глаза он бабам намозолил,
Но так уж был хорош собой,
Что неизбежно перессорил
Подруг, ходивших с ним гурьбой.
Он думал, половой разбой
Им не присущ – пошёл на б***ки…
Квартету баб уж пой не пой –
Всем соответствуй с головой!
Одну любил он, три – в остатке.
Не сторговался он, слепой,
С оголодавшей-то толпой.
И сговорились три солдатки
Своё по праву взять потом,
То бишь без спросу и гуртом.

Мол, поведём обратно лесом
Да и навалимся всем весом.
Подружку  в сторону – она
Уже была оголена!
Она не тень при парне пьяном.
Пойдёт он в жертву трём путанам
Отнюдь не в качестве дружка.
Своим облапанным уж станом
Не защитить ей мужика.
Увы, не быть ему султаном.
Его – башкой во тьму мешка…
Для рук и ног – два ремешка.
Где надо, нитью перетянем –
Кругла, как щёки хомяка,
Плешь не покажется мягка.
Мол, ни за что не перестанем
Мы наслаждаться им, усталым,
И, наседая свысока,
Возьмём своё наверняка –
Мечтали бабы оголтело
Заездить связанное тело.
Дурак расслабился слегка
И раздразнил баб до предела…
Не передаст моя строка,
Как горько мне за дурака.
Взгляд мутный из-под козырька –
Ни капли трезвого степенства –
Пример горячий для сурка
Эпохи брачного агентства.

Сродни канонам совершенства,
Душевный вырвался напев –
Орфей наш, бабу поимев
И подтвердив своё главенство
Огня над телом мотыля,
Вкусил вновь радость бытия.
Он, преисполненный блаженства,
Ещё не знал, как горько членство
В садистском клубе, где джентльменства
Не встретит мальчик для битья.
Ему б животного чутья
В момент опасности нависшей!
Бабьё похлестче мужичья
И рвёт, и мечет… Знать бы, чья
Возьмёт! Как вдруг, по воле высшей,

Насильниц трио на ходу
Наткнулось, к бабьему стыду
И радости одновременно,
На тех, о ком солдатки денно
И нощно думают с тоской,
Забыв довольство и покой.
Глазам своим не верят бабы:
В лес, не взирая на ухабы,
К ним ковыляли трое – ах! –
На трёх оставшихся ногах
Мужья солдаты их, как чудо.

И тут уж бабам не до блуда!
От службы все отстранены,
Пришли соколики с войны.
Хоть инвалиды, да живые!
Уж как в мечтах о ложе выли
От счастья бабы, ни сказать,
Ни спеть, ни с чувством описать!
От надругательства избавлен
Петром, Василием да Павлом,
Гуляка так и не узнал,
Каким быть зверским мог финал.

Когда досугом домочадца
Распоряжаются в полках,
Когда солдатки ополчатся,
Чтоб злость сорвать на чужаках,
То ни за что нельзя ручаться.
Ох, не ходите, парни, в лес!
Уж лучше с девкой обвенчаться,
Чем свора баб повергнет в стресс!
А мы, блюдя свой интерес,
Вернёмся к главному герою –
Он так загадочен порою!
Носитель грешных не телес,
Но дум. А времени – в обрез...

        (продолжение в "II. За приключениями в тьму ночную. Коса на камень"
           http://www.stihi.ru/2017/07/09/7465)