Как-то раз в денек дождливый, не особо суетливый,
Фроське Бочкиной взгрустнулось, прям с утра, вот как проснулась.
Оперлась о подоконник и тихонько мысль ведет:
«Вот бы был сейчас поклонник, прям сейчас, ну прям вот-вот.
Где же взять такое чудо? Кавалер сейчас в цене,
Как найдет меня? Откуда, он узнает обо мне?»
Мыслишка Фросею владела в тридцать с кисточкою лет,
Она многого хотела, принцев нет, один сосед...
«он, по-моему, простужен – рассуждала не спеша,
приглашу его на ужин, счастья ждет моя душа...
Пригласила, обещался, быть на месте ровно в пять,
Он совсем не отпирался, слабачек, ни дать ни взять.
Ну да, ладно прочь изъяны, мужичок, какой уж есть,
Пусть хилой, зато желанный, ослабеет, дам проесть.
Накормить!!!! Ну вот и славно, ты уж Господи прости,
Как наестся мой желанный, не сможет ноги унести.»
Наша Фрося запорхала, словно не было печали,
Сковородкой замахала, в ней котлеты зашкварчали.
Ну да, ладно, мы на время, отвлечемся от нее,
На соседа глянем бремя, как с утра он пьет бульон.
Иннокентий удивился, приглашенье получив,
Отказаться не решился, себя в костюмчик облачив.
Почесав рукою пузо, он задумался: « Ну вот,
Фроська Бочкина, медуза, точно к загсу поведет,
Что за надобность такая, меня в гости приглашать,
Я то умный, я смекаю, с нею жить, что не дышать.
Она баба боевая, кулачок, как молоток,
Я ее со школы знаю, всю жизнь терпеть ее не мог.
Такой ответь разок отказом, в тот час лишишься рук и ног,
Такая наглая зараза и хваткая как осьминог».
И от порога до порога, он все наматывал круги:
«Ой не желанная дорога, хоть из квартиры прочь беги.
Не убежать, найдет и точка, гром-баба, слон ей как дитя,
Она не Бочкина, а бочка», грустил наш Кеша, мысль крутя.
Рукой нащупав под диваном, носок с огромною дырой,
Пробормотал: «на выход рано, для встречи с бабою-горой».
Как день прошел, уже не вспомнить, в метаньях от стены к двери,
Наш Иннокентий парень скромный... «Угробит, черт ее бери...»
И как запуганный тушканчик, второй носок одев не глядя,
Он кипятку плеснул стаканчик, перекрестившись, Бога ради.
Кукушка вдруг закуковала, открыв окошко на часах,
Раз...два... она просмаковала, четыре, пять, а он в трусах....
Он заметался по квартире, как мотылек в плену огня,
Хотел запрятаться в сортире: «Дверь оторвет, найдет меня....»
И свесив руки словно плети, он шел с поникшей головой,
В дверь позвонил... «Вдруг не ответит», молился Кеша сам не свой.
Дверь отворилась, мерзко скрипнув, его надежд не оправдав,
Еще сильней от горя сникнув, шагнул вперед «Привет»сказав.
Подняв напуганные очи, лишился дара речи в миг,
Такое встретишь поздней ночью, седой вдруг станешь, как старик.
Пред ним предстала, Боже правый.... В обтяжку в платье золотом,
И не назвать ее Любавой, звезда с волнистым животом.
- Вы Иннокентий не стесняйтесь, не застывайте на пути,
Вы в комнате располагайтесь, я буду вкусности нести».
Как в комнату вошел не вспомнит, встал волос дыбом, шум в ушах,
Оцепененье безусловно, сковало его твердый шаг.
И вдруг о Боже, что такое, пред ним открылся райский холст,
Затылок почесав рукою, «сейчас умру», он произнес.
Стол изнывал от тяжкой ноши, а скатерть утонув в цветах,
Его манила «Мой хороший, смотри, хозяйка вся в бантах».
Но до любви ему нет дела, его сознание в дыму,
Такой еды всегда хотел он, супы, котлеты и халву.
В красивой супнице из глины, благоухал прекрасный борщ,
А рядом в вазе мандарины и за окном осенний дождь.
За мандаринами салаты, пленяли радугой цветов,
Огурчик с луком ароматным, томаты всяческих сортов.
Куриных ножек запах чудный, благоуханием пленял,
«- А вечер не такой уж нудный»- сказал, когда слюну ронял.
У Иннокентия в желудке, случился спазм в один момент,
Хрустящей корочкой на утке, отметил в блюдах он акцент.
В огромном буйстве блюд прекрасных, всплывали новые творенья,
Колбаски, жаренное мясо, блины, икорка и соленья.
На ребрышках свиных искрился, слегка растопленный жирок,
Наш Кеша, мысленно взмолился, от красоты он занемог.
Шум в ушах, давленье скачет, дергается левый глаз,
Задышал он по-собачьи, как увидел пенный квас.
«- Иннокентий вы входите, что ж вы встали на порог,
Кваску хлебните, закусите, вот и кстати мой пирог».
Фрося бабочкой впорхнула, в прекрасном платье золотом,
Соседу ручкою махнула.... Ни жив ни мертв.... С открытым ртом.
Ногами, чуть перебирая, носком дырявым меря путь,
Он шел за ней, мечтой сгорая, дойти до стула как-нибудь.
И он дошел, превозмогая, всю тяжесть не послушных ног,
И сев на стул себя сгибая, заправил брючину в носок.
Зачем, да кто теперь ответит, тот день в бреду его томил,
Она ему как солнце светит, а он как может «очень мил».
«Вы уж простите Бога, ради, сказала Фрося, чуть дыша,
Заметили, я при параде и счастья ждет моя душа?!»
И воздухом от возмущенья, он поперхнулся ( так сказать),
Она се эти угощенья, стелила, чтоб охомутать.
«Какая наглая зараза»- мысль из души взметнулась ввысь,
Задергались вдруг оба глаза, слезой горючей налились.
А Фрося быстренько смекая, что мол, не надобно давить,
Взяла тарелку умолкая и ну давай еду валить....
Сало, шашлычок, шпикачки, борщ, котлеты, чесночок,
На булке масла аж пол пачки, рагу, тушеный кабачок.
Его стоп-кран в минуту сорван, сначала вилочкой черпал,
Потом, ну на фиг, он как ворон, руками на еду напал.
Паштетом булочку он мажет, для холодца нашли хренок,
И вот сейчас не так уж важно, что под столом с дырой носок.
И вдруг застыл наш Иннокентий, сжимая булочку в руке,
Заплакал так, как плачут дети, в миг утонув в своей тоске.
В его сознанье воспаленном, всплывал холодный «Доширак»,
С бульончиком стакан граненый, носок дырявый, полумрак.
Торшер увядший в паутине, беленный пьянками висок,
Все рисовалось, как в картине, бутылки, грязь, с дырой носок.
Глаза наполнены слезами, ком в горле, белый свет не мил,
С сегодняшними чудесами, плен брачных уз его манил.
Свой взгляд на Фросю переводит, слеза с ресниц упала вниз,
«Змея и взгляд ведь свой не сводит, аж щеки свеклой налились,
Хотя и что кривить душою, она не так уж и плоха,
Я честью одарю большою, играя роль, роль жениха.
Не глядя, тяпнув рюмку кваса, слегка поморщившись сказал:
- Дышу я вами с первых классов, без вас вся жизнь моя вокзал,
Зал ожиданья, да и только, без вас мне белый свет не мил».
Сказал он эту фразу бойко и снова рюмочку налил.
Она сидела в изумленьи: «ну слава Богу, началось»,
Прикрыв салфеткою колени, орешков зачерпнула горсть.
- Ну Иннокентий вы даете, меня сразили на повал,
К чему это вы речь ведете?..... вдруг телефон ее прервал.
И вздрогнув от внезапной трели, она сказала «Вот те на...»
Поднявшись с кресла еле-еле, поставив рюмочку вина.
Вальяжно поднимая трубку, и крякнув тихо в кулачок,
Она сложила в бантик губки и оперлась на каблучок.
-Вас слушаю, у аппарата, Пафнутий Карпович? Да .., да ..,
Нет, нет совсем не поздновато, для вас свободна я всегда.
« Ну ничего себе звоночек»- наш Кеша напрягает слух,
Слова сжимаются в комочек, летя под видом оплеух.
Он попытался мыслить здраво: « Пришел.... Собрался с нею жить...
И кто ей дал такое право, с другим кокетство разводить.
Кто дал ей улыбаться право, другим Пафнутиям? Ну вот,
Все начиналось очень славно.... А если Фроську уведет?».
А между тем, пока томился, в безумстве ревности и гнева,
Вдруг стержень гордости сломился, котлеты вправо, мухи влево.
«чего звонил тебе Пафнутий, чего хотел хитрющий гад,
Наплел поди какой-то мути, наплел и ждет твоих наград...»
«-О Иннокентий, право слово, вы очень строгий, вот вам крест,
Пафнутий хитрый, безусловно, но есть к нему и интерес.
Он обещался накануне, мне табуретик смастерить,
Хоть часто распускает нюни, но мастер, что уж говорить,
В его руках любое дело, горит как в доменной печи,
Стол смастерил, я обалдела, хоть браво на весь свет кричи».
«-Я возразить хочу вам Фрося»- промолвил Кеша квас налив,
-Пафнутий ваше дело бросит, он лживый и на внешность крив,
Я помогу вам с табуретом, розетки, двери, унитаз,
Подайте мне вон ту котлету, а я себе добавлю квас....»
И вот прошло уже два года, наш Иннокентий семьянин,
В окне весенняя погода, дает гормон серотонин.
В дверях с котом играет Тузик, в квартире чисто, благодать,
Наш Кеша чуть прибавил в пузе, холёным стал, ни дать ни взять.
На кухне Фрося суетится, она ведь мужняя жена,
От брачных уз она искрится, заботами окружена.
Мораль проста, чего лукавить, не нужно голову ломать,
Ведь жизнь дана, чтоб ею править, а ни хандрить, ни унывать.
Сосед с соседкой ключ от счастья, ковали долгие года,
Мой друг, все это в нашей власти, с дырой носок?
Да не беда!
Стучи и да, услышит Отче, не утопай в своей тоске,
И суть тут даже, между прочим, в намереньях, а не в носке....