Вот о ревности, это всегда трудно. Это всё равно, что описывать пожар в джунглях, сидя на пальме в эпицентре. Ты уже не наблюдатель, а самый непосредственный участник. А на заднице уже шерсть подгорает, как у макаки.
Я бы предпочел, чтобы мне каждый день калёным железом на спине твоё имя выжигали, чем иметь повод для ревности. Лучше всю жизнь лысым ходить, чем видеть, что тебя целует какой-то урод. Лучше три визита к стоматологу подряд, чем смотреть на то, как ты другому улыбаешься!
Это удивительно, но я никогда никого не ревновал так, как тебя. Начиная с детства. Может потому, что я никогда никого так не любил? А как? Не так? Странно.
Моя любовь такая же странная как я.
Вообще-то я не ревнивый. Не имею такой привычки. Тебя ревновал, что да, то да. Бешено! А вот после уже не ревновал. Ни жен, ни любовниц. Вылечился. Думал, что навсегда. Но вот вернулась ты и вернулась ревность. Что это, любовь, страсть, глупость? Нет, ну конечно я держу ревность под контролем. Но от того, что я её контролирую, она никуда не исчезает. Умом я понимаю, что это глупость. Только кроме ума в организме есть и другие органы. Сердце там, печень всякая, лопатка, две. А им на мой ум наплевать. Они все сами по себе: сердце стучать начинает, легкие дышать отказываются, печень свою желчь прямо в кровь гонит, горстями!
А пока ты в Турции была, знаешь, как я за тебя боялся! От страха чуть не описался.
Это я в письмах ля-ля, тополя. А на самом деле почти в панике был. Уже не только взревновал, но и всё тебе простил, если что. Если сама захотела. И уже боялся только, если не сама. За тебя боялся, что тебе будет плохо.
Вот такая ревность. Вот такой я Отелло странный. Отелло любимую задушил и успокоился. Типа, выполнил свой долг перед Шекспиром. А вот я бы тебя, если бы и душил, то только в объятиях. Ну, и кто из нас тебя больше любит, Отелло или я? Зато вот мужчин этих самых ненавижу куда больше, чем Отелло. Я бы вместо тебя всех мужиков твоих передушил бы, да ещё и Яго ягодицы бы оторвал, на десерт. Тоже мне мавр венецианский нашелся! Был я в Венеции! Там все эти мавры женскими сумочками торгуют китайского производства. Да ещё палками для селфи. Вот такое вырождение мавров от Шекспира до наших дней!
Теперь о чувствах.
Освежить чувства? О чем ты?! Освежевать! Содрать кожу и горчички погуще! Для пикантности. Вот что такое писать о своей ревности! Писать, значит представлять. А я представлять не хочу! Представлять, что кто-то другой тебя целует, я ещё могу. А представлять, что тебе это нравится уже не могу. И что ты другого целуешь, тоже нет. У меня сразу такое негодование поднимается. Жуть! Или, что другой тебя ласкает. Опять пожар в джунглях.
Но и для полной откровенности, возбуждение тоже наступает, поневоле. Но это такое возбуждение, которое без удовлетворения. И без удовольствия. Такое животное, низкое похотливое возбуждение к которому надо не стремиться, а стыдиться. Какой-то обезьяний инстинкт. Это снизу. А сверху ярость такая, что калёное железо плавится.
Или секс. Не хочу тебя ни с кем представлять. Не могу и не буду. И не проси. Знать ничего не хочу об этом.
Теперь о знании.
Я не хочу знать о тебе всё. Как много того, чего я знать не знаю, и не хочу, боюсь даже представить.
Теперь о спасателях.
Я бы этого спасателя, который на тебя поглядывал, самого бы спас. Только перед этим депиляцию бы ему сделал. Пассатижами. Отовсюду. И намазал бы. Кремом. Вассаби, называется. И загорать бы привязал до утра. Чтобы его ностальгирующие японцы обгладывали.
И рот бы ему зашил, чтобы он одним воздухом с тобой дышать не смел!
А всем остальным туркам черные очки бы подарил. Чтобы они на тебя не пялились больше. В комплекте с собакой-поводырём. И отпустил бы. Пусть они теперь дорогу переходят в неположенном месте.
Тем же, которые предложения делали, я бы своё предложение сделал. Поучаствовать в шоу трансвеститов. Участниками поучаствовать. Причём, даже причиндалов их лишать не стал бы. Пусть носят. В нагрудном кармане. Другим на страх, себе на память.
Теперь о мужчинах, как таковых.
Вот, чтобы ты не думала, что я сильно ревнивый, я скажу, что я не такой. Я не ревнивый, просто злой и жадный и ни с кем не хочу делиться. Тобой. И не собираюсь. Жадина-говядина? Пусть так. Зато, я не ревную тебя к каждому столбу. Что я, дурак что ли, к столбу тебя ревновать? Я всегда только по делу ревную. К мужчинам. Зато, ко всем. К знакомым, к незнакомым, неизвестным, без вести пропавшим... Я уже тут начал подумывать о каком-нибудь вонючем дезодоранте, отпугивающем мужиков. Но вспомнил о насморке. Всё насмарку! Запах не решает проблемы. Особенно во время эпидемий гриппа, когда каждый сопляк будет превращаться в потенциального соперника. Ну, вот видишь. Ещё ничего не случилось, а я уже ревную тебя ко всем больным соплями и поллинозом. С этим надо что-то делать. Толи их всех лечить, толи самому лечиться. Так вот, чтобы они все были здоровы, сволочи такие!
Теперь о нациях.
Вот, к примеру, к азиатам я тебя ревную больше, чем к европейцам. Не считая, конечно, Тайланда, за счет трансвеститов. Это потому, что в Европе полным-полно геев, и лучше бы их было ещё больше. Чтобы ревновать поменьше.
А Турцию правильно в Европу не пускают. Потому что они хотят в Европу, а ведут себя как попало. Как говорится, хочешь в Европу - подставляй попу. А если нет, то минет. А турки эти ни туда, ни сюда, сами не знают, чего хотят. Ну, хорошо, пусть будет по-плохому!
Теперь о сексе.
Ну, конечно, я всё понимаю. И я на все свои проценты уверен, что дети у тебя от Святого Духа, а весь любовный опыт от просмотра порнофильмов. Меня ещё твоя подруга (без имён!) пыталась убедить, что тебе нравится заниматься сексом, но я не поверил. Зато! Всё это даёт мне повод ревновать тебя к актерам этих порнофильмов. Да и к Богу тоже.
Теперь о травматологах!
Точнее об одном из них. Вот уж кому бы я руку сломал с особым удовольствием. И голову загипсовал бы напрочь. Одну бы дырку оставил, для языка. И подмышки бы ему побрил, чтобы он не потел и не вздыхал при встрече с тобой. А за слова его наглые заставил бы сковородки лизать с остатками пищи общежитской столовой. Той, что голодные студенты побрезговали. Но и сковородки бы подогрел до нормального состояния. Ему всё равно в ад за свои слова отправляться, так что пусть на столовских сковородках тренируется.
Теперь муж твой бывший.
Нет, ну я всё понимаю, дело прошлое. Он даже может на одной фотке с тобой находиться. Только недолго. И руки пусть на виду держит. А то у него одной руки не видно, зато морда довольная. Откуда я знаю, может он в это время тебя по попе гладит. Я, конечно, не приглядывался, у меня на компе увеличения не хватает чтобы разглядеть, но подозрения остаются. Так что, руки на виду, а лучше ампутировать для полной гарантии неприкосновенности.
Теперь мужики с фотки, где ты в купальнике.
Вот им-то там точно делать нечего. Вытравить их оттуда. Кислотой. Царской водкой. Потом разыскать и морду им набить без объяснения причин. Пусть знают в другой раз!
Теперь о профессиях.
Нет, ну я же врач, сам всё прекрасно понимаю. Гинекологи там всякие, акушеры случались. Это они пусть друг другу и другим дамам лапшу вешают, какие они профессионалы. Мужики они самые настоящие. Кони с яйцами. Как подумаю, что они своими пальцами в тебя лезут, сразу хочется возродить институт евнухов в России. Хочешь быть гинекологом - прощайся с яйцами. Уйдёшь на пенсию - обратно пришьём. Если сам к тому времени в жизни не разочаруешься.
Теперь об одежде.
Юбках, шортах и прочих мини. Тоже, конечно, ревную. Но совсем не сильно. Носи, сколько хочешь, лишь бы мужиков поблизости не было. В окрестностях. А то они увидят твои красивые ножки, а я нет. А это не только ревниво, но и несправедливо. Во-первых, я сам хочу на них смотреть, а во-вторых, не хочу чтобы другие смотрели. Так не доставайтесь же вы никому!.. А вот это уже шутка. Пусть смотрят и завидуют. Мне. Потому что это я тебя люблю, а не они.
Теперь об арифметике.
Я даже к цифрам могу ревновать. Вот сколько у тебя было мужчин? Один? Сто? Ну, возьмём что-то среднее, например, десять. Теперь я ненавижу эту цифру! Я ещё наверняка не знаю, но уже ненавижу! Я бы её из календарей повычеркивал, с гостиничных номеров бы стер, детям в школе запретил бы учить. Десять! Как ты только могла! Десять! Нет, не говори, сколько их было на самом деле, не хочу этого знать. Я эту цифру буду ненавидеть в любом случае, а на другую меня может и не хватить.
Теперь о главном.
С тобой-то мне что делать, как уберечь? Паранджа? Ненадёжно и неэффективно. Пояс верности? Уже лучше, но недостаточно. Видал я в музее эти пояса! Нуждаются в дополнении. Тампон - куда следует, и ещё один - в попу, кляп в рот. Рот заклеить, остальное зашить. Это для начала. Со всем доверием. Только ведь "доверяй, но проверяй!"... Нет! Всё убрать, расшить, извлечь. Одно отверстие наполнить собой, а остальные защитить руками. Это даст хоть какую-то гарантию. Нет, ну я не дурак, и конечно понимаю, что это не навсегда, что это не может продолжаться вечно. Но хоть на какое-то время будет поспокойнее.
Теперь о том вопиющем случае на яхте. Яхту сжечь, матросов на галеры, капитана к стенке. Пусть прислоняется! Компанию расчленить, главного виновника расчленить дважды, начиная с члена, который нарезать тонкими ломтиками и скормить остальным. Остальных скормить рыбам. Рыб скормить собакам. Собак скормить корейцам. Корейцев... Ладно, пусть живут. В КНДР. Не такой уж кровожадный, как выгляжу. Море осушить, чтобы впредь неповадно было. На его месте развести другое море, более ответственное.
Теперь о поведении.
Вот тут особенно будет! Допустим, ты с кем-то разговариваешь о чем-то, это я ещё могу потерпеть. Хоть и лучше было бы, если бы ты со мной разговаривала, но ничего. Терплю... А вот если ты ему улыбнулась, уже не терплю!
Это уже нестерпимо. Что я, дом терпимости, что ли, чтобы терпеть ему это? Потому что это моя улыбка! Она должна была мне достаться! Все твои улыбки - мои! Это я их люблю, а не кто-нибудь! Это моё, отдай! Не смотри на него, не улыбайся ему, не давай ему целовать ручку, это всё-всё моё! Не улыбайся ему, и я не буду его ненавидеть. Не улыбайся ему, и я не стану ему мстить! Не обращай на него внимания. Это - моё внимание. На меня обращай.
Теперь о поэтах.
Да. К поэтам, композиторам и прочим художникам я тебя тоже ревную. Не сильно. Подревновываю слегка. Потому что они тебе нравятся, а я вынужден это терпеть. Тебе я должен нравится больше их всех! Понятно, что Высоцкий пишет лучше меня. Мне он тоже нравится. Не настолько, конечно, чтоб жениться, но всё-таки. Поэтому Высоцкий не считается. А вот остальные - извини, подвинься. Я и к Ошо тебя приревновал, даже неудобно получилось. Не читая, вылил ушат грязи. Самому стыдно. Вот такая штука.
Теперь о прошлом.
Ревность к прошлому - это, конечно, абсолютная глупость. Ну, и сам я тоже не очень умный. Поэтому такая ревность - самая сильная, самая яростная, просто безумная. Я не только про секс, я и про несекс, и про всё сразу. У меня крышу сносит, как об этом подумаю. Поэтому и не думаю. Стараюсь. Получается. Не очень.
Если что-нибудь, чего ты не делала с другими? Я хочу сделать это с тобой. Я хочу хоть в чем-нибудь быть у тебя первым. Но этого мало. Я хочу пройти с тобой все, что у тебя было с другими.
Если кто-то делал тебе больно, я хочу сделать больней. Если кто-то любил тебя нежно, я хочу нежней. В сто раз нежней. Если большой, я хочу больше, а если маленький - ещё меньше! Ладонями, губами, всем, что входит в тебя, что гладит тебя, что ласкает тебя; словно ластиком, я хочу стереть из твоей памяти всех других мужчин. Мне мало быть лучшим. Я хочу быть единственным. Я хочу взорвать тебя лаской, и собрать заново нежностью. Чтобы ты была моя, и только моя! Чтобы ты помнила только меня. Одного только меня.
Теперь о будущем.
В будущем я тоже тебя ревную, поэтому стараюсь об этом не думать. Поэтому и не думаю. Стараюсь. Не получается.
Моя ревность вовсе не от неуверенности в тебе. И не от неуверенности в себе. Она от неуверенности в судьбе.
Имей в виду. Я, конечно, ревную. Но от того, что ты мне изменишь я любить тебя не перестану. Просто, мне будет больно.
Теперь о верности.
Ревность - верность Такая странная анаграмма. У нас настолько свободные отношения, что мы даже изменить друг другу не можем. Каждый из нас берёт на себя ровно столько верности, сколько может нести, и столько ревности, сколько может вынести.
Но я стараюсь не ревновать тебя к прошлому. Мне кажется, ты достойна большего. Достойна настоящей ревности, а не прошлой.
Теперь всё?
Ну, конечно, это далеко не всё. Моя ревность бывает то широкой, как Тихий океан, то глубокой как он же. Только тихой она не бывает.
Теперь напоследок.
А вот ты меня вообще ревновать не должна. Потому что незачем. Я, как тебя встретил, на женщин вообще не смотрю. Меня перестали волновать женщины с тех самых пор, как начала волновать ты.
Для меня все женщины мира в тебе одной. Но и ты всегда такая разная, словно тебя очень много.
Люблю тебя, хочу тебя, моя прекрасная причина для ревности, мой чудесный повод для неё. Хочу тебя и дальше ревновать, моя сладкая. Хочу и буду!