В современную поэзию входит поэт Александр Чжоу. Нет, вернее – он вошел в нее. Вошел вместе со своими жизненными воззрениями, философскими представлениями о насыщении времени светом и тьмой, добром и злом, счастьем и болью. Однако он вошел в поэзию не как обласканный или наоборот - гонимый судьбой, непонимаемый окружающим миром или с ношей одиночества поэт, он вошел среди нынче не замечаемых нами, но также идущих по просторам нашего Отечества с незапамятных времен калик перехожих. Да, среди обладающих чутким слухом, природной зоркостью, мудростью, собирателей Божьего света, несущих в своей памяти и сегодня не попранные еще живые сказы, духовные стихи, старины, песнопения, былины. Можно сказать шире: летописцев, сочинителей Житий о святых всея земли, вестников о прошедших и происходящих на земле событиях.
Книга, которую читатель возьмет в руки, так и названа «Калики перехожие». Кто-то задастся вопросами: «Есть ли смысл в подобном названии? Да и может ли читатель, испытуемый страстями нашего бурного времени, обратиться к книге, названной так?»
Но все же сначала к определению самого слова «калики». Многие словари, в том числе и В. Даля, дают нам значение слова «калики» как тождественное «калигам» - башмакам, обутке косцов, пастухов, странников. Читаем: «Калига - лоскут кожи затянутый по подъему ремнем. Калика - паломник, странник…». Калик перехожих народ наделял богатырской силой, смирением, мудростью. Калики вознаграждались за их незыблемую правду повествований - не просто кровом, едой, но и самым сокровенным: преданиями коренными, «местными», о битвах «с силой вражеской, ненасытной», о живущих в непроходимых дебрях чудотворцах - святых отшельниках. Народ не причислял калик к нищим, к юродивым или блаженным. Нищим сочувствовали, воспринимали их как доведенных до крайней бедности людей, вынужденных просить милостыню. Так же относились с духовным смирением к юродивым и блаженным, которые, следуя точным определениям словарей, «своим мнимым безумием (юродством Христа ради) могли обличать внешние мирские ценности, тем самым навлекая на себя поношения и оскорбления, скрывая собственную добродетель».
Об этом же писал этнограф С. Максимов в книге «Бродячая Русь»: «Не отошла каличья честь». Так русские калики, пройдя святые места Греции и Палестины, вступив на родную землю, не могли не воспринять душой святыни родного края, не восхититься святыми угодниками родной земли, подвизающимися в церквах и монастырях, дающими утешение, советы и исцеление народу. Они пели, «сказывали» о блаженных и юродивых, просиявших на родной земле, которые, как говорили в народе, «лицезрели Бога в небесах».
Не потому ли так дорого нашим сердцам и драгоценно и ныне одно из древних повествований, что родилось в стенах нашего Отечества, и которое узнала вся Русь - это повествование о Василии Блаженном, русском юродивом, что жил в царствование Ивана Грозного. О том, как непритязателен был святой, ходил в обносках, таких, что порой казался совершенно нагим, не знал крова и не раз обличал царя, предупреждая о Суде Божьем, мы вспоминаем и сегодня, оказавшись у Покровского собора, называемого в честь юродивого - собором Василия Блаженного. Сложно даже представить, но так гласит летописное предание: «Гроб его несли бояре и сам Иван Грозный, почитавший и боявшийся юродивого. Совершил погребение митрополит Макарий на кладбище Троицкой церкви, что во Рву, где вскоре царь Иван Грозный указал строить Покровский собор». И совсем не случайно Александр Чжоу, а для осознания, для напоминания таким же, как во времена Ивана Грозного, ныне пирующим, праздным, кажущимся богатыми и всесильными, обращается к образу юродивого, столь любимого на Руси.
Но задумаемся и пристальнее посмотрим на сегодняшнее время. Не от поэтов ли мы ждем истинного слова? В чьей среде рождается «песня новая былинная», способная приникнуть к душе народа? В среде нынешних бессребреников, помощников сиротам и болящим? Ответы на многие насущные вопросы можно найти, читая книгу Александра Чжоу.
Религиозный философ И. А. Ильин писал в одной из своих работ: «Человечество растеряло свои святыни. Они не исчезли и не перестали быть; они по-прежнему реальны. Но человек не видит их, не испытывает их, не трепещет и не ликует от духовного прикосновения к ним, не загорается, не борется за них и не ищет их существования, в нем иссякла духовная любовь...».
Мне думается, что именно калики перехожие как в незапамятные времена, так и в нынешние, на своем пути и совершают этот соборный труд – вновь обратить человека к духовным истокам, затеплить в сердце любовь к родному, кровному. Об этом, можно сказать, одно из ключевых стихотворений Александра Чжоу «Калики перехожие». Его братья, калики перехожие, не утратили стремления к свободе и вольности, к сосредоточенности и зоркости. Былинный склад многих стихотворений дает нам понимание, как названия книги, так и характера самого поэта. Становится ясно, что потому и возникает сегодня образ крестьянского сына, могучего богатыря древней Руси Ильи Муромца, образ которого проходит через все содержание книги: «Не все ладно в наше время на родной земле». Но не гипербола ли это, что сегодня так недостает богатыря Ильи Муромца, который в Древней Руси одержал победу над Идолищем, осадившим Киев и запретившим поминать Божье имя в народе? Каким образом это древнее повествование относится к сегодняшним событиям на нашей земле? Калики в стихах Александра Чжоу так же, как в старые времена, идут «по бездорожию», а на пути «одни лишь вороны, не услышишь слова Божьего», Русь «обезлюдела». Ищут калики богатыря, с молитвою спасительной несут ему ковш – «ковш с прозрачною водицею», «живительной». Значит, завелась беда и попрана святая вера православная. В другом стихотворении, как бы и сам испытывая недвижность, охватившую душу, желая благодатного источника – Божьего света, Александр Чжоу признается: «Я лежал на печи недвижим, в непробудной ночи».
Кто-то шепчет, что Русь опочила во мгле
И бесчинствует недруг на нашей земле.
Если это не сон, и беда наяву,
Бог поможет, я путы свои разорву…
И за мною Святая поднимется Русь.
Его стихи тревожны. Он слышит голос народной беды. Народ ищет защитника веры. Поэт видит обездоленность одних, нужду других и понимает, что народ хочет слышать праведное слово, знать истину. Так в стихотворении «Соленые слезы», откликаясь на слова В. Шаламова, Александр Чжоу говорит:
Ни дыба, ни яма, ни голод, ни кнут
Горящее слово в душе не уймут.
Ту веру, которая нас не предаст,
И в холод укроет, и в голод подаст,
И ночью кромешной наш путь озарит…
Стихи Александра Чжоу - это духовный поиск. Его стихи – не нравоучения. Порой они сопоставимы с полотнами художника, в которых все есть – и цвет, и запах, и сокровенность мысли:
Есть кристальная ясность
В холодной поре октября:
Вдруг становится зрение
Острым в лесу, как у птицы.
Разноцветные листья
Так ярко на солнце горят,
И живительным воздухом
Хочется вволю напиться.
Порой – это ощущение воли, тихий возглас о чувстве просветления, где-то там, внутри себя:
И покой души под небом звездным
Принимаем словно благодать.
Но откуда и как начат этот поиск? Ответ на этот вопрос в родословной поэта.
Корни Александра Чжоу уходят в Китай. Начало его духовного странствия мы видим в землях Востока, а продолжение на Русской земле. Героические предания китайского народа отразились в его душе и в его памяти. Они открывают нам, казалось бы, иной мир истории, но мир общеземной, захватывают своими бессмертными картинами, пересказами о том, как закаляли свои сердца и мужали его предки. Его дед был из бедной китайской крестьянской семьи, в юности батрачил. Затем продал себя в армию китайского милитариста. Быстро продвинулся по службе. Был послан учиться в военное училище во Франции. Принимал с самого начала участие в войне с Японией. В первом бою рядом с ним погиб его брат. Тогда, в труднейших условиях, почти не имея тяжелого вооружения и авиации, китайские войска сумели остановить наступление японцев и на долгие годы сковали их сухопутные силы. Это одна из главных причин, почему Япония не напала на СССР. После войны служил в Народно-освободительной армии Китая. В годы культурной революции подвергся репрессиям. Затем был реабилитирован. Дядя автора Николай Васильевич Алисов принимал участие в войне с Японией. Освобождал Китай от японских оккупантов.
В этих воспоминаниях о судьбе родных поэт находит свой путь - «потрудиться для Отечества»:
Чтобы стала жизнь привольною,
Стала снова человеческой…
Его «поэтические» собеседники – не условные, не надуманные. Он живет радостью общения с ними, хотя и разделен от их судеб столетиями. Пространственные границы стерты. Звучат и звучат обращенные к миру то ли сказы, то ли печали в стихах о священномудрых бессмертных гениях поэзии древнего Китая - Ду Фу и Ли Бо, которые снискали славу, отождествляя свою горькую судьбу со страданиями всего китайского народа. Их странствия, их жизнь были сродни идущим по русским просторам каликам перехожим.
В определении китайской поэтики мы находим: «В творческой деятельности человека китайцы издревле видели проявление абсолютной идеи – дао (буквально «путь»), в литературе ее воплощение. Так Ду Фу, оставив службу при дворце, «влекомый прямодушием своим», прошел немало дорог сломленной смутами страны. Будучи уже немощным, он жил в низовье реки Янцзы и умер в своей лодке-джонке во время очередного путешествия. Точно также странствия были жизнью и поэтической стихией Ли Бо. Его сердце и взгляд на мир были жадными до впечатлений. Ли Бо осмыслил и выразил в своем творчестве все значение для родной земли простого человека. В годы культурной революции в Китае книги Ду Фу и Ли Бо были сожжены наравне с книгами Пушкина и Шекспира.
Думается, что воплощение идеи «дао» относится и к творчеству Александра Чжоу. Его путь, одухотворенный, не простой, охватывает конкретные исторические события, близкие к нашему времени. Это прослеживается в стихах о героях, чьи воля и понятия о свободе, равенстве, счастье не менее непреклонны, чем у бессмертных гениев китайской поэзии. Об этом в стихотворении «Памяти генерала Ивана Константиновича Мрочковского, памяти «забытого героя России и Китая». Русский офицер И.К. Мрочковский стал героем обороны Шанхая, командуя легендарным бронепоездом «Призрак», а после захвата города японцами - руководителем китайской разведки в Шанхае и погиб в 1937 году в борьбе за независимость Китая.
Выходит «Призрак» из норы,
Блестит броня, коптит труба,
И разгорается стрельба,
И раскаляются стволы,
Громя японские тылы.
Героика… Какое слово сегодня отзовется в сердце народа? Пафосное? Нравоучительное? Патриотическое? Ощущая духовный кризис, в котором оказалось молодое поколение нашей страны, Александр Чжоу, не боясь оказаться старомодным, не отступает от исторической достоверности, находит слова, а они - самые простые, человеческие, ясные. Он не один в этом движении. Его путь вселенский. Поэт вновь и вновь обращается к страницам мировой истории, к примерам, в которых воплощены духовные и нравственные устои жизни, к личностям, чья слава и теперь величественна и прекрасна. Обращаясь к новым читателям, молодым и обретающим вкус к поэзии, я хочу, чтобы они прислушались к стихам Александра Чжоу, к его слову, где явлена сокровенная Россия, а в ней воспевание не абсурдных кумиров, а высшей жизни в человеке, зерна подвига и зерна чувства любви к Родине. Они в значительных его стихотворениях: «Родное», «Суворов», «Таня», «Сталинград», «Черноморский десант». Эти темы проходят через историко-патриотические пласты нашей русской литературы, но сегодня менее востребованы. Хочется еще раз обратиться к И.А. Ильину, который писал: «Богопустынная душа бессильна перед напором сущего зла; она беспомощна в борьбе с дьяволом, ибо дьявол есть верный «идеолог» безблагодатности, безыдейности и бесстыдства». Да, сегодня она идет – эта борьба с этим злом, «не помнящим родства», стирающим в растущих поколениях память о предках, бесстыдно попирающим священные устои мира! Александр Чжоу и герои его стихов на своем пути остаются воинами, теми самыми каликами перехожими, с неистребимым голосом совести. В их стане рождены слова:
Знают князь и пахарь,
Что такое честь.
Можно жить без страха,
Если вера есть.
В их стане слышен голос полководца Суворова: «За Матушку!», что значит – «За Россию!» В их стане поется в лицо палачей всех времен о душе комсомолки Зои, дед которой, сельский священник, принял мученическую смерть в 1918 г.:
Не понять, что стойкость комсомольская
У тебя, сказать не побоюсь,
От духовной крепости, намоленной
Дедами, убитыми за Русь.
Героика в поэзии. Она редка сейчас. О ней не принято говорить, писать. В ней, как пробуждение драгоценной чистой вешней воды, пробуждение источника жизни – веры, не придуманное, а реальное. Именно такая поэзия служит народу.
Так через «неизбывные беды» на «колокольный немолкнущий звон» ведет поэт читателя к Тихому Дону, к времени, когда репрессии обрушились на казачьи станицы, где свободно, со счастьем в душе, «каждый сеял, пахал и косил… и Отечеству верно служил». Но стали дали окрашенными кровью. Он называет казачье войско – святым оплотом России, молящимся и верящим иконе Донской Казацкой.
И еще один вопрос возникает перед читателем: «Что же дало Александру Чжоу силы приникнуть к чистым родникам русского эпоса, нашей истории. Конечно же, это рожденная на русской земле любовь, вросшая в него радость жизни, красота бытия на русской земле. Я хотела бы привести слова православного проповедника Антония Сурожского, которые вернее дополнят ответ на этот вопрос: «… мне стало совершенно ясно … ключ всей жизни в Боге; что можно строить жизнь только вместе с Богом, и что Бог так просторен, так глубок, что Его пути превосходят всякое наше понимание и требуют от нас, чтобы мы себя как бы переросли».
Вот потому пути калик перехожих чудесным образом прослеживаются во времени, и как бы ни были они трудны, они преодолимы, совершались и совершаются с Богом. Вот потому, все родовое, трагическое, овеянное преданиями родины предков, верой в то, что границы между странами могут быть зыбкими, никчемными, стертыми пониманием друг друга их народов, вошло в поэтический мир Александра Чжоу. Православная вера стала для него насыщающим истинным хлебом жизни. Дед и бабка поэта венчались у иконы Пречистой Девы, что находится теперь в церкви Воскресения Словущего в Брюсовском переулке. Однажды под высокие своды этого храма придет и он.
В поэзии Александра Чжоу много живого пространства, в которое перенесено сокровенное, исполненное высокого смысла содержание, отодвигающее от всего суетного, никчемного, что дает возможность осмысления главного: света «далекой звезды», что отражается «в крестильной купели». Стихи притягивают своей безыскусностью, несмотря на то, что они исповедуют нечто важное для жизни. Путь калик перехожих - это и судьба самого Александра. Нередко его стихи обращены к тем, кто с развалом огромной Советской страны умертвил в себе надежды на устроение жизни. Так в стихотворении, посвященном иеромонаху Роману, Александр Чжоу опирается на глубинное чувство современности, в своей поэзии он призывает опомниться пришедших к пропасти отчаянья, поверить, что
Божие слово отзовется в нас,
Потерянно бредущих по пустыне,
и озарит наш путь...
Но если обратиться к стихам самого иеромонаха Романа, то можно понять, почему Александр Чжоу хочет как бы подольше побыть у этих молитвенных истоков. Стихи иеромонаха Романа, по словам православных авторов, это « и исторические баллады, и притчи, и психологические картины-зарисовки с натуры, и философские раздумья, облеченные в рифму, и гневная гражданская лирика, и символические обобщения, и очень личностные воспоминания-размышления». Вот как сам иеромонах Роман говорит о времени и своем творчестве: «Идет целенаправленное растление молодежи, уничтожение Чистоты, уничтожение Будущего. Ибо, что Будущее без Чистоты? Меня утешает одно: моя непопулярность среди мира. Кто слушает мои песни, читает стихи? Определенная часть верующих и ищущие Истину. Это и радует. Не раскаиваюсь ли я в своем творчестве? Я знаю, что люди молятся обо мне (это ведь тоже милость Божия), благодарят Бога, некоторые пришли в Церковь».
Я думаю, что иеромонах Роман не совсем прав, говоря, что его стихи и песни читает и слушает «определенная часть верующих и ищущие Истину». Мало найдется в нашей действительности тех, кто не хотел бы быть согретым лаской, любовью, не нуждался бы в ясном разуме, не искал бы верной дороги. Его стихи необходимы народу гораздо больше, чем телевизионные шоу, чем споры политиков в так называемых «телевизионных поединках». А что касается стихов Александра Чжоу, то они также обретают живую связь с читателем. Этому служит свободное, внутреннее единство жизни и желание обретения Истины. Очень точно поэтическое осознание Александра Чжоу, рожденное православной традицией и верой в то, что за его спиной, а значит и за всем тем, что он совершает, что обретает на своем пути в стане калик перехожих, стоит Ангел, а Ангел, как благой спутник, приставлен Господом к человеку для охраны его. Потерять Ангела-Хранителя – это потерять самого себя. Принимая стихи Александра Чжоу, мы идем с ним по тем же духовным весям, в стане калик перехожих или следом, но идем!.. Погружаемся в их сокровенные думы, жаждем не пропустить важного, событийного. Идем, и у каждого из нас рядом незримой подмогой Ангел –Хранитель и его отчая любовь. И в этом – поэзия Александра Чжоу.
Ангел
В тишине безлунной ночи
И в сияньи дня
Ангел мой с любовью отчей
Бережет меня.
Нелегка моя дорога,
Ноша тяжела –
Мне незримою подмогой
Два его крыла.
От обмана, от унынья,
От слепых обид,
Пролетая в небе синем,
Ангел защитит.
Ты узнаешь, он с тобою,
Словно старый друг,
Только с верой и любовью
Посмотри вокруг.
Полина Рожнова,
член Высшего Творческого Совета
МГО СП России,
Президент литературного Клуба Писательниц при ЦДЛ «Московитянка».