История одного человечества.
Собрание сочинений
в 99 томах. Том 17-ый.
М. Орлис.
Р О М А Н С Ы.
2016 г.
*
И бредём мы весь день за гружёной повозкой
С грустью в сердце разбитом и с тяжкой тоской.
И заря догорает багровой полоской.
И темнеет земля, уходя на покой.
И летят облака в небесах не потешные
В потолка зачехлённой кибитки дыре.
Лошадёнка резва и бессильна не спешная,
Тщетно рвётся вперёд и встаёт на бугре.
Спит Пьеро, мой товарищ, мой друг по профессии.
И Мальвина уснула под бликом луны,
Утомлённая танцем и грустными песнями,
И тяжёлыми нравами нашей страны.
Нелегка эта жизнь, жизнь артиста бродячего.
Труден путь к небесам, и лошадка без сил.
Да простит нас Господь за прозрение зрячего.
Сложен путь и опасен, но сердцу он мил.
Погоняй лошадёнку возница печальный.
Встрепенись и дорожную песнь затяни.
Путь с тобой предстоит нам достаточно дальний
Из нелёгкого прошлого в лучшие дни.
И бредём мы весь день за гружёной повозкою
С грустью в сердце разбитом и с тяжкой тоской.
И заря догорает багровой полоскою.
И темнеет земля, уходя на покой.
*
Нарисуй мне, художник, судьбу мою горькую,
Ну а я погадаю тебе:
Как путями земными, дворцами, задворками
Ты идёшь к неизменной судьбе.
Как лихие завистники, люди бездушные,
Станут мучить тебя и терзать.
Ты же строить для них будешь замки воздушные,
Тем пытаясь о чём-то сказать.
Нарисуй мне, художник, гаданье под вязами,
И твою я развею печаль.
Мы с тобою единой надеждою связаны,
И идём в неизменную даль.
Нарисуй мне, художник, всё то, что затребует
Грусть моя у ночного костра.
И вина тебе дам и насущного хлеба я.
И останусь с тобой до утра.
Нарисуй мне, художник, портрет мой младенческий.
И станицу, где я родилась.
Первый матери взгляди поступок отеческий.
И прости, что с тобой я сошлась.
И путями земными, дворцами, задворками,
Мы пойдём к неизменной судьбе.
Ну а ты мне рисуй эту истину горькую.
Ну а я погадаю тебе.
*
«Расскажи мне, бабушка,
Про походы дальние,
Про сраженья с ворогом,
Про дела печальные».
«Слушай, внучка: Было то
Под селом Плющихою.
Рожь цвела как золото.
Ночью этой тихою
Ни ракет, ни выстрелов,
Небо было ясное,
И копна душистая,
И любовь прекрасная».
«Расскажи мне, бабушка,
Про бои под Прагою.
Как вы шли на битву ту
С гордою отвагою».
«Слушай, внучка: Было то
Под селом Плющихою.
Рожь цвела как золото.
Ночью этой тихою
Ни ракет, ни выстрелов,
Небо было ясное,
И копна душистая,
И любовь прекрасная».
*
Не целуй меня до срока,
Пожалей меня, мой друг.
Ты любовь неси высоко,
И не бойся в сердце мук.
Будет осень, праздник года,
Будет убран урожай.
Воротится брат с похода.
А теперь ты уезжай.
Не сердись. Не время ласкам.
Нынче в доме много дел.
Жизнь крестьянская не сказка.
Да и ты вот похудел.
Труд наш сельский, благородный,
Нужен людям и себе.
Вот уж осень. Всенародный
Праздник хлебу и судьбе.
*
Полночь било за стеною,
За окном взошла луна.
Не пройди ты стороною,
В доме нынче я одна.
Все уехали на свадьбу,
Приболела я одна.
Мне б укутаться и спать бы,
Да вот нету нынче сна.
Нету сна и всё в тумане,
От простуды в сердце жар.
Воет пёс в соседнем стане.
Тишина. И вдруг - удар!
Дверь широко отворилась,
В дом влетел холодный пар.
Я уснувшей притворилась
И пышу, как самовар.
Все уехали на свадьбу,
Приболела я одна.
Мне б укутаться и спать бы,
Да вот нету нынче сна.
*
Не печалься, друг мой милый,
Всё пройдёт, наступит час,
Обретём мы снова силы,
И любовь вернётся в нас.
В доме нашем как когда-то
Будет слышен звонкий смех.
Заживём с тобой богато.
Быть в печали - тяжкий грех.
Радость, радость к нам вернётся,
И покинет нас тоска.
Грусть весельем обернётся.
Боль утихнет. А пока
Не печалься, друг мой милый,
Всё пройдёт, наступит час,
Обретём с тобой мы силы,
И вернётся радость в нас.
*
Золотился закат, мы садились в челнок,
Васильковый я бросила за борт венок.
Ты смотрел на меня, ты прощался со мной,
Васильковый венок унесло стороной.
Крепче встала волна, ветер в парус хлестал,
Ты сказал мне, что ты в этой жизни устал.
Ты сказал, что потоки венок унесут,
И свершил над собою неправедный суд.
Я осталась одна, наклонился челнок,
За бортом на волне закружился венок.
Я покинула чёлн, и поплыла за ним,
И стремился он к берегу ветром гоним.
Я на берег взошла, я лежала в песке,
Васильковый венок я держала в руке.
Я осталась без сил. Я рыдала всю ночь.
А потом родила я красавицу дочь.
Этот утлый челнок, он всё грезится мне,
И терновый венок на бегущей волне.
*
Мы встречались с тобою два раза.
Ты меня с первой встречи любил.
А потом в опьяненье экстаза
Разлюбил и навек погубил.
С той поры я с тобой не встречалась.
Я познала глубокую грусть.
Я с печалью в ту ночь повенчалась.
Но былое уже не вернуть.
Много я повидала такого,
Что и в страшном не свидится сне.
Жизнь моя в неизбывных оковах,
И любовь не вернётся ко мне.
Отпылавшее теплится гарью
Возле барского дома в грязи.
Взял меня ты как девушку Марью,
А оставил красоткой Зизи.
Мы встречались с тобою два раза.
Ты меня с первой встречи любил.
Со второй в опьяненье экстаза
Разлюбил и навек погубил.
*
Была ли встреча между нами
В том долгопамятном году?
Мне грудь теснит живыми снами,
Но пробужденья я не жду.
Была ли в нас печаль разлуки?
И эта горькая судьба?
Ах, я своей мечты раба!
И не страшусь я в сердце муки.
Всё так же ль верен ты мечте,
Иль покорился злому року,
И растворился в суете,
Отдавшись общему потоку?
А может, мне весна приснилась?
Была ли встреча той весной?
И я тогда с бедой сроднилась,
И быть мне до конца одной?
Была ли встреча между нами
В том долгопамятном году?
Мне грудь теснит живыми снами.
Но пробужденья я не жду.
*
Темень душная над миром,
Лунный серп над головой.
Мы выходим из трактира,
Пахнет скошенной травой.
У реки пасутся кони,
В пристань тихо бьёт волна.
За рекою птица стонет,
Будто тонкая струна.
Ждут нас дома наши жёны,
Дети наши видят сны.
В лодку впился обнажённый
Серебристый луч луны.
А душа полна веселья.
Легче стало на душе
И от лёгкого похмелья,
И от шума в шалаше.
Там южанин и красотка
Разбираются в любви.
Взгляд её лукавит кротко,
Взор его горит в крови.
Темень душная над миром,
Лунный серп над головой.
Мы выходим из трактира.
Пахнет скошенной травой.
*
Пляши, пляши, красавица,
Весь табор во хмелю.
Ах, как мне барин нравится!
Ах, как его люблю!
А как уж он расщедрился,
Осыпал серебром.
Наливку пьют и пиво там
Ушатом и ведром.
Гусей да уток жареных
Десятками не счесть.
Знать, деньги есть у барина,
И совесть есть, и честь.
Знать, барин очень влюбчивый.
Доверчивый, дружок.
Пляши, пляши, красавица,
Бей землю сапожок.
Всю ночь пляши, красавица.
А утром - путь далёк!
Ах, как мне барин нравится!
И толстый кошелёк.
*
Кони, кони! Мчатся кони.
Пыль клубится у села.
Кто вас сдержит, кто догонит,
Если воля вам мила?
Кто заставит жить в неволе,
Золотым пленив овсом?
Вы свободны в чистом поле.
Вы рабы под колесом.
Лучше с голоду подохнуть,
Став добычей для волков,
Чем всю жизнь таскать телегу,
Спину гнуть на мужиков.
Лучше умереть на воле,
Или броситься в овраг,
Но не знать сердечной боли
Оттого, что ты дурак.
Ничего милей свободы
Я не знаю для коня.
Ничего милей свободы
Я не знаю для меня.
Кони, кони! Мчатся кони.
Пыль клубится у села.
Кто вас сдержит, кто догонит,
Если воля вам мила.
*
Он бросил шубу мне под ноги.
Я перешла через ручей.
Нас увезли лихие дроги.
И он сказал мне: «Будь моей».
Он уверял меня, что злата
Он мне насыплет два ковша.
Я согласилась. Но расплата
Пришла. Он дал мне два гроша.
Я родила на Пасху сына.
Я назвала его Петром.
Я как слеза была невинна,
Входя в его богатый дом.
Да, я поверила, и свята
С тех пор во мне его душа.
Не лью я слёз о том, что злата
Мне он не всыпал два ковша.
Он позабыл совсем о Боге.
И уж простит его Творец!
Он сына бросил у дороги,
Спасая с золотом ларец.
*
В чистом поле пела скрипка.
Это было слышать странно.
Ночь легла. Деревья зыбко
Шелестели. Утром рано
Растворился звук журчащий.
И исчезла нежность трели.
Солнце осветило чащу
И верхушки ближних елей.
А назавтра снова скрипка
Зазвучала над простором.
Звёзд печальная улыбка
Лунным отразилась взором.
И на третью ночь над миром
Проплывала нежность эта,
И пленяла нас кумиром
Бледно-розового цвета.
А когда заря вставала,
В облаках скрипач печальный
Произнёс: «Струна порвалась».
И исчез за берег дальний.
Больше скрипка не звучала.
И никто с тех пор не видел
Скрипача. И что с ним стало?
Где он? Кто его обидел?
*
В степи туманною порою
Я слушал звон колоколов.
Цыгане двигались без слов
За бричками. Детей по трое
Сидело позади фурманок
У грязных кованых колёс.
Рассвет терзал коней до слёз
И серебрил глаза цыганок.
Кочевье двигалось вперёд,
Туда, где слышен звон пасхальный.
И там торжественно-печальный
В молитве замирал народ.
И долго мы во мраке белом
Звон слушали то тут, то там.
А это просто степь звенела,
Напоминая Божий храм.
*
Я букетик ромашек сжимаю в руке
И душа замирает в любви и тоске.
Я одна прихожу на пустынный перрон
И смотрю как вагонами полнится он.
А в вагоне купейном две дамы сидят
И задумчиво в мир незнакомый глядят.
А в соседнем купе молодой кавалер,
Торопясь, закрывает зеркальную дверь.
И за талию держит чужую жену...
А в купе за стеной не подходят к окну.
Там погашен фонарь, там уснули уже.
Исчезают вагоны в ночном мираже.
Исчезают вагоны, темнеет перрон.
Лишь, как прежде, в тумане мне грезится он.
Он в почтовом вагоне. Не гаснет там свет.
И бросаю я молча на рельсы букет.
Я ему посылаю свой ласковый взор.
И смотрю сквозь туман на холодный простор...
Там, в вагоне купейном две дамы сидят.
И задумчиво в мир незнакомый глядят.
Исчезают вагоны, темнеет перрон.
И, как прежде, в тумане мне грезится он.
*
Вечер был новогодний, таинственный.
В звёздном небе сияла луна.
Я ждала тебя, друг мой единственный,
Ночью этой, у церкви, одна.
Купола возносились торжественно
В бесконечную синюю даль.
Высоко, глубоко и божественно
Я хранила на сердце печаль.
Я ждала, что свершится желанное,
Ты вернёшься в отеческий дом,
И наступит пора долгожданная,
И закончится мука на том.
И свершилось тут диво чудесное.
В обрамлении ярких лучей
Снизошло к нам виденье небесное
Тихой радостью мудрых очей.
Сам Всевышний сказал мне из вечности:
«За грехи он наказан судьбой.
Но увидитесь вы в бесконечности.
Там навеки он будет с тобой».
Вечер был новогодний, таинственный.
В звёздном небе сияла луна.
Я ждала тебя, друг мой единственный,
Ночью этой, у церкви, одна.
*
Через степь дорогой пыльной
Едет табор в край далёкий.
Видно, будет ветер сильный.
Небеса темны, глубоки.
Укрепляйте люди брички.
Приготовьте всё к ночлегу.
У цыган свои привычки.
Быть дождю, и даже снегу.
Дети бегают по степи,
Дети ищут корни, колья.
И в тиши великолепий
Слышу тихий разговор я.
«Он заснёт, и ты не мешкай.
Ты ко мне иди под бричку».
«Не приду! К чему тут спешка.
Не хочу, войдёт в привычку».
«Ну и что? Ведь он же старый.
Он уже забыл про это».
«Ах, потише б ты гутарил!
Он сживёт меня со света».
Укрепляйте люди брички.
Приготовьте всё к ночлегу.
У цыган свои привычки.
Быть дождю. И даже снегу.
*
Цветы полевые лежат на балконе.
Увянув, утратили цвет.
А я вспоминаю: ретивые кони,
Июльский прохладный рассвет.
А я вспоминаю: весёлые речи,
Гусарская шутка и брань.
И ты целовал меня в губы и в плечи
В такую прохладную рань.
Цветы полевые. И мы укатили
На чудный российский простор.
Мы пили и пели, мы долго кутили.
Я помню твой ласковый взор.
А вечером я возвращалась в именье
И тихо входила к себе.
И этих поездок живые мгновенья
В моей не угасли судьбе.
И мне ты дарил полевые букеты.
Ты долго мне их приносил.
И так пролетело счастливое лето.
Прощаясь, ты тихо спросил:
«Цветы полевые, они на балконе?
Забудешь ли ты, как умчали нас кони
В далёкий безмолвный рассвет,
Где дней расставания нет».
*
Жаркий полдень ложится на плечи.
Карт колода пестреет в руке.
Раздаются весёлые речи.
И звучит чей-то смех вдалеке.
Карты мне посулили победу.
Мне достался красавец валет.
Получалось, что я к нему еду,
И ничуть сожаления нет.
Получалось, что чёрная дама
Будет нашему счастью мешать.
Получалось, что ждёт меня драма.
И мне стало тут трудно дышать.
Я в песок разбросала колоду.
Я приблизилась к пенной волне.
«Только там ты познаешь свободу, -
С шумом ветра послышалось мне. -
Только там, в этой вечной прохладе,
В этой дивной лазури морской,
Сможешь ты обрести, бога ради,
И надежду, и мир, и покой».
У волны, набежавшей на камни,
Я искала любовь козырей.
И подумалось мне: «Только там ли
Есть стихия глубоких морей?»
Доносились весёлые речи.
Чей-то смех прозвучал вдалеке.
Жаркий полдень ложился на плечи.
И колода пестрела в руке.
*
Украду её сегодня, украду.
Лишь увижу в небе яркую звезду.
Лишь уснут её родители в избе,
Украду и привезу её к себе.
Привезу и положу в свою постель.
А за окнами большая дремлет ель.
А на небе зреет полная луна.
А в постели улыбнётся мне она.
И собаки будут лаять за окном.
И она меня попросит об одном:
Чтобы тут её оставил, навсегда,
Чтоб не чувствовал ни страха, ни стыда.
И её я буду долго целовать.
И свою любовь я буду не скрывать.
И промчится ночь, наступит утра час.
И пройдёт свиданье первое у нас.
А наступит утро, спрячется луна.
И со мною рядом будет спать она.
И увижу я последнюю звезду…
Украду её сегодня. Украду.
*
Мы гадаем. Лихо пляшем.
Песни можем петь надрывно.
Мы не сеем и не пашем,
И кочуем беспрерывно.
Дети наши спят, бедняжки.
К нищете любой приучен.
Но без нас и труд ваш тяжкий
Был бы вам не мил и скучен.
Нас не будь, и дикий барин
Вас порол бы дни и ночи.
Только тот, кто сам бездарен,
С нами в пляс идти не хочет.
Только тот, кто песни эти
Может слушать равнодушно,
Нашей просьбы не заметит,
Не отдаст нам всё послушно:
И харчи, и быстрых коней,
И рублей не меньше тыщи.
Нас никто нигде не гонит,
И никто нигде не ищет.
*
За работою тяжкой, безрадостной,
Отцвела сиротинушкой я.
Я не зала ни ласки, ни радости.
Я - искусница, Марья-швея.
Одевала я барынь-сударушек.
Наряжала в поплин, в кружева.
А теперь я седая и старая,
Беззащитна и еле жива.
Был жених у меня, славный юноша.
Удивительным был печником.
Помню, с барином как-то рассорился.
До Сибири прогнали пешком.
А оттуда ни слова, ни весточки,
За тринадцать бесправных годков.
Отошёл, не увидев невестушки,
Не снимая железных оков.
Разве это судьба для красавицы?
Стал не люб мне отеческий край.
Как мне жить, как с кручинушкой справиться.
Боже славный, возьми меня в рай!
За работою тяжкой, безрадостной,
Отцвела сиротинушкой я.
Я не знала ни ласки, ни радости.
Я - искусница, Марья-швея.
*
Всё ли тебе помнится, всё ли тебе любится,
Друг мой нежный, ласковый, там, в чужом краю?
Ах, моя бессонница! Выхожу на улицу,
И с тобой беседую, о тебе пою.
Нету в сердце радости. Нет покоя прежнего.
У тебя ли, милый друг, грусть-тоска в душе?
Жду я слова доброго, жду я взгляда нежного,
Встречи жду у берега, встречи в шалаше.
Ветры дули буйные, грозы были грозные,
Ночи непогожие, холода в ночи.
Слёзы были сладкие, речи были слёзные.
Сердцу прежней радостью говорю: стучи.
Да умолкло бедное, еле-еле слышится
Стук его размеренный, и угас огонь.
И в любовь не верится, и неровно дышится.
И звезда над берегом говорит: «Не тронь.
Всё, что в жизни пройдено, видено, испытано,
Всё исчезнет в вечности, как в ночи звезда.
Не касайся прошлого. В юности испитого
Не пригубишь в старости сердцем никогда».
*
Дети спят в тревоге, кони притомились.
Слякоть на дороге, мы с дороги сбились.
Барин наградил нас щедро и по-царски.
Мы три дня кутили под галдёж гусарский.
Барин был хорошим, угощал без меры,
Он супругой брошен, той, которой верил.
Вырастал он с нею на лесной поляне.
Барин брошен дочкой поглупевшей няни.
Няня горько плачет, барина жалеет.
А кибитка скачет, и рассвет алеет.
А в кибитке дочка старой бедной няни.
Спит она спокойно на груди у Вани.
Ваня не горюет. Взгляд у Вани гордый.
А у пары коней запотели морды.
Утомились кони, напрягают шеи.
«Мчусь я, - шепчет Ваня, - с милою моею.
Увезу я Маню из села-деревни.
Заберусь поглубже в бор зелёный древний.
Там срублю я хату, а у хаты баньку,
И родит мне Маня да сынишку Ваньку.
И не будет больше спать она с нелюбым.
И кусать не будет от обиды губы».
Ночь ползёт в тревоге. Небеса раскрылись.
Слякоть на дороге. Кони в роще скрылись.
*
Помнишь ты, мой милый друг,
Этих дней и боль, и сладость?
Помнишь, как коснулась радость
Нас задумчивая вдруг?
Как, ликуя и журча,
Потекли ручьи быстрее.
В свете лунного луча
Были мы с тобой добрее.
В несказанной красоте,
Переполненные снами,
Предавались мы мечте,
И мечта сроднилась с нами.
Сны сбывались наяву.
Просыпаясь, засыпая,
До сих пор я их зову,
Дням идущим уступая.
И с судьбою неизбежной
Не смирившись, свыкшись с ней,
Мы полны любовью нежной,
Грезим счастьем прежних дней.
*
Выходила я за милого, за любимого дружка.
Говорил он мне, мой ласковый: «Вот тебе моя рука».
И рука его опорою постоянной мне была.
Но беда явилась скорою, нас разлука развела.
Он сказал: «Моя хорошая! Скоро я вернусь домой».
Сединою запорошенный, он вернулся, милый мой.
Он контуженный, израненный, и в его глазах тоска.
А проснётся утром раненько, скажет: «Вот моя рука».
Вдаль посмотрит, и задумчиво начинает песню петь.
А за окнами на пристани рыбаки верстают сеть.
Ночь подходит, недотрогою сплю я с суженым своим.
Он меня в ночи не трогает, хоть лежу я рядом с ним.
Он во сне то стонет сдержанно, то ругается слегка,
То мне скажет нежно-нежно: «Вот тебе моя рука».
И беру его я за руку. И садимся мы за стол.
И кормлю его из ложечки. «Что, мой милый, не весёл?»
А потом идём мы к берегу. И садимся на песок.
И стучит волна размеренно, будто кровь ему в висок.
Выходила я за милого, за любимого дружка.
Говорил он мне, мой ласковый: «Вот тебе моя рука».
И рука его опорою постоянной мне была.
Но беда явилась скорою. Нас разлука развела.
*
Эту трудную горькую долю
Мы познали с тобою, мой друг.
Мы тогда угодили в неволю.
И замкнулся наш жизненный круг.
Кандалы нас в беде обручили.
И сроднили кирка и кайло.
На двоих нам телег вручили
И сказали, что вам повезло.
Мы в единой упряжке ходили,
Засыпая в тяжёлом бреду.
Мы в глубокий рудник угодили,
И возили на тачке руду.
Срок прошёл. Времена улетели.
Ты остался навеки в земле.
И теперь в белоснежной постели
О тебе я вздыхаю в тепле.
Мне твои вдохновенные взоры,
Как и прежде, до боли милы.
О, далёкие рудные горы!
О, сроднившие нас кандалы!
Мой учитель, мой друг непечальный!
Я о прошлом безмерно грущу.
И под звон безнадёжный кандальный
Цепь любви через годы тащу.
*
Встрепенись, встрепенись, коренная.
Позови за собой пристяжных.
Ждёт нас даль, ждёт дорога иная,
Встреч-разлук ожиданье иных.
Встреч-разлук ожиданье тревожно.
Путь вперёд запорошен снежком.
Всё возможное уж невозможно.
Так давай мы пройдёмся пешком.
Что спешить? Что нам в жизни осталось?
Этот лес и дорога в снегу?
Нам с тобой, дорогая, досталось.
Так досталось, что жить не смогу.
Не хочу, не могу и не буду.
Только выйдем отсюда в поля.
Ну, а там я всё в жизни забуду,
О кончине нетрудной моля.
Пистолет уж заряжен, подруга.
Порох сух, и начищенный ствол.
Потерял я любезного друга,
А другого в степи не нашёл.
Встрепенись, встрепенись, коренная.
Позови за собой пристяжных.
Ждёт нас даль, ждёт дорога иная,
Встреч-разлук ожиданье иных.
*
Наконец вольна как птица!
Он ушёл, мучитель мой.
Буду нынче веселиться,
Как прошедшею зимой.
Поброжу пойду по снегу.
Съеду в саночках с горы.
Вспомню боль, и вспомню негу
Этой памятной поры.
На гармошке поиграю.
Бабу снежную слеплю.
А его я презираю.
И по-прежнему люблю.
Наконец вольна как птица.
Он ушёл, мучитель мой.
Буду нынче веселиться,
Как прошедшею зимой.
А в ночи уткнусь в подушку,
Стану плакать и рыдать,
Посмотрю в окно на звёзды,
Там ли друга не видать.
Не залает пёс ли сдуру,
Не узнав его коня.
Не вернётся ль, не закурит,
Не обнимет ли меня.
Не заплачет ли со мною,
Что в прошедшие года
Был не ласковым с женою,
Был хорошим не всегда.
*
Ты увидел меня, но меня не узнал.
И припомнила я разбомблённый вокзал.
Ты на дочь посмотрел, и твой взор воспылал.
И увидела я тот божественный зал.
И спросил ты в сердцах: «Как зовут тебя, дочь?»
И припомнила я ту бессонную ночь.
Ты сказал возбуждённо: «А где твой отец?»
И я вспомнила нашим свиданьям конец.
И ушёл ты смущённый в грядущий рассвет.
И мечта пробежалась по горечи лет.
Ты укрылся в толпе и навеки пропал.
И я вспомнила как ты убитый упал.
Голос твой всё звучал за ревущей толпой.
И душою и сердцем я шла за тобой.
И спросила вдруг дочь удивлённо меня,
Пылкость девичью в сердце горячем храня:
«Мама, это был он? Мой военный отец?»
«Да, - ответила я. - И простит нас Творец».
«Но ведь он был в бою под Любавой убит?»
«Да, - ответила я. - И Творец нас простит».
*
Мой угрюмый супруг, мой доверчивый друг,
Не грусти, я верна, как и прежде тебе.
А весёлый корнет, так его ж больше нет.
Да и кто он для нас. Лишь мгновенье в судьбе.
Был он мальчик совсем, и влюбился в меня.
Материнской любви был он с детства лишён.
Ускакал он от нас, бубенцами звеня,
Этот юный корнет, как предутренний сон.
Посмотри, мой супруг, мой доверчивый друг,
Написал он стихи в мой домашний альбом:
«Если с вами случится несчастие вдруг,
Позовите меня, я приеду в ваш дом».
Он о чём говорил, я никак не пойму?
Про какое несчастье он тут сочинил?
Мой любимый супруг, я сказала ему:
«Муж мне дорог, он ласков, он нежен и мил».
Мой угрюмый супруг, мой доверчивый друг,
Не грусти, я верна, как и прежде, тебе.
А весёлый корнет, так его ж больше нет.
Да и что он для нас, лишь мгновенье в судьбе.
*
Он печальный сидел у окна
И скрывал за улыбкою муку.
И тихонько касалась струна
О его напряжённую руку.
Я смеялась, духами дыша.
И внезапно, ему подпевая,
Поняла, что погибла душа,
И возникла любовь огневая.
Я надрывно допела романс.
И, бледнея, глаза опустила.
Он сказал мне: «Вот это аванс».
И просил, чтоб его я впустила.
И провёл он со мною всю ночь.
И под утро, оставив задаток,
Не забыв ни кнута, ни перчаток,
Ускакал опечаленный прочь.
Лишь потом я его поняла.
Ведь душою он был не со мною.
И тоска из него не ушла.
И любовь пронеслась стороною.
Он печальный сидел у окна
И скрывал за улыбкою муку.
И тихонько касалась струна
О его утомлённую руку.
*
Уйду-ка я от батюшки
За то, что он так строг.
Он не позволил матушке
Спечь свадебный пирог.
Он не позволил Ванечке
Мне косы расплести,
И милую желанную
Во храм святой ввести.
Не дал благословения
Он нам для вечных уз.
И пряник, и варение
Уж потеряли вкус.
И потемнела горенка,
И ясный день не мил.
И уж такое горюшко,
Что нету просто сил.
Ушла бы я от батюшки,
Да мне сестричек жаль.
И жаль родную матушку,
И голубую шаль.
А шаль - подарок Ванечки.
Ах, как мне Ваню жаль!
И я сижу на лавочке,
Да я взираю в даль.
Не едет ли мой ласковый,
Не скачет ли ко мне
С заплаканными глазками
На вороном коне.
*
Ночь темнела, злилась вьюга.
От милого шла я друга.
В поле стало жутко мне.
Я пылала как в огне.
Ветер выл, сугроб кружился,
На него другой ложился.
Заблудилась я тогда,
И ко мне пришла беда.
В том сугробе я тонула.
В облаках луна блеснула.
И накрыл меня сугроб,
Заменив дубовый гроб.
Стало жутко мне и душно.
Смерть коварна и бездушна.
Я очнулась, но не дюжа,
Увидав родного мужа.
Говорил он: «Вот беда,
Занесло тебя куда!
Где была ты, где гуляла,
Как от вьюги не пропала?
Что увидела ты там,
Там, блуждая по кустам?»
Я сказала: «Это леший
Огоньки на ёлку вешал.
И завёл меня сюда…».
И сгорела от стыда.
*
Нынче табор пришёл, и в селе торжество.
Снова девки гадают о друге своём.
Только ты не со мною, моё божество,
Только я не с тобою, и мы не вдвоём.
Это было тогда, той далёкой весной.
Но забыть о тебе я никак не могу.
Ты ушёл на заре, не простившись со мной.
Так же табор шатры разбросал на лугу.
Осудил ты меня за неверность к тебе,
За кокетство с другим и за лишний бокал.
Покорился тогда ты нелёгкой судьбе,
До рассвета ещё от меня ускакал.
Снова кони пасутся на ближнем лугу.
Снова песни и пляски у жарких костров.
И тебя я ищу, но найти не могу
Ни средь танцев весёлых, ни в шуме пиров.
Нынче табор пришёл, и в селе торжество.
Вот уж девки гадают о друге своём.
Только ты не со мною, моё божество.
Только я не с тобою, и мы не вдвоём.
*
Не тревожь меня струнами нежными
Старых песен цыганских, заманчивых.
Распростилась я всуе с надеждами,
И не требую звуков обманчивых.
Не хочу я разлук и страдания,
Обещаний, подарков с намёками,
Клятв глубоких, живого рыдания,
И свиданий холодных с упрёками.
Нет во мне уж волнения прежнего,
Нет горячего вздоха отчаянья,
Нет и взгляда любви неизбежного,
Обронённого будто нечаянно.
Не тревожь меня струнами праздными,
Друг мой верный, товарищ мой преданный.
В этой жизни случается разное,
Но в итоге мы кем-нибудь преданы.
*
Если будешь ты, бесценный,
Наши нужды понимать,
Мы тогда не будем цены
Нашим ласкам поднимать.
Мы тогда не будем пляски
Слишком дорого ценить.
И мужья простят нам ласки
За брильянтовую нить.
Если ты оставишь душу,
Не оставив и гроша,
Ты возьми за это Лушу,
Коль она твоя душа.
А брильянты и браслеты
Раздобудем сами мы,
Как пойдём бродить по свету
От сумы и до тюрьмы.
*
Не буди, друг, огня,
Не для шуток пора.
Отойди от меня,
Видишь, муж у костра.
Позабудь обо всём,
Ты меня не тревожь.
Видишь, плётка при нём,
И в руках его дрожь.
Муж мой горд и силён,
И не стар он ещё.
Любит стать мою он,
И тепло моих щёк.
Он меня не простит,
И убьёт нас с тобой.
Уходи, отпусти,
Примирись ты с судьбой.
Уходи от меня,
Не до шуток пора.
Видишь, муж у огня,
Он суров, как гора.
*
Отвергая судьбу и жестокость идей,
Вдалеке от миров и планет, и людей
Оказалась душа бестелесная.
Улетала она в неизвестное.
Покидала душа бесконечный простор
Бесконечной как мир бесконечности.
И остался вдали укоризненный взор
Доброты, красоты и сердечности.
И вздохнула душа, продолжая полёт
В неизвестное, в сверх запредельное.
А на дальней Земле в речке вздыбился лёд.
Там бельё намокало нательное.
Замерзал человек на холодном снегу
Под туманною вьюгой холодною.
И сказала душа: «Я предать не могу!»
И вернулась на гладь эту водную.
И шептала душа: «Родилась я душой.
И полна я любовью и муками.
А вселенский простор бесконечно большой
Не познаешь ни чьими науками».
*
Он подкрался незаметно.
Муж мой пьяный крепко спал.
И на грудь мне безответно
Луч луны с небес упал.
Он ласкал меня, волнуя.
И в тревожной тишине,
Нежной страсти повинуясь,
Горячо прильнул ко мне.
Муж мой резко повернулся,
Что-то молвил и уснул.
А когда он вновь проснулся,
Уж, пройдя сквозь караул,
Милый мой ушёл в станицу.
Там заснул он крепким сном.
Муж сказал: «Всю ночь не спится!
Бродит кто-то под окном».
*
Слушай, дочь моя, расскажу я тебе,
Как любил меня твой отец.
Кем он был для нас, как в его судьбе
Было много верных сердец.
Справедливым он был. И мечтал он о том,
Чтобы мир наступил на земле.
Он умел сострадать и любить. А потом
Всё вокруг потонуло во мгле.
Был тяжёлым год и для нас, и для всех.
И тревога коснулась сердец.
«Угасает любовь, угасает смех», -
Так сказал мне тогда отец.
Слушай, дочь моя, расскажу я тебе,
Что случилось с отцом потом.
О его расскажу я нелёгкой судьбе.
О своей умолчу, притом.
Справедливым он был. И мечтал он о том,
Чтобы мир наступил на земле.
Он умел сострадать и любить. А потом
Всё вокруг потонуло во мгле.
*
Уходи и не тронь, не люблю я тебя,
Ненавижу, с трудом терплю.
Отдавалась тебе я, надежду любя.
А теперь я другого люблю.
Уходи, надоел, не любил ты меня.
Имя ты не моё шептал.
Не зажёг ты во мне рокового огня.
И со мной ты душой устал.
Отдохни от меня на груди её,
От упрёков моих и слёз.
Позабудь ты навеки имя моё,
Шелковистость моих волос.
Уходи и не тронь, не люблю я тебя,
Ненавижу, с трудом терплю.
Отдавалась тебе я, надежду любя.
А теперь я другого люблю.
*
В том году зима была суровой.
Замерзали птицы налету.
Под холодным ледяным покровом
Спал ручей. И вот весна в цвету.
Растопив в сердцах унынья холод,
Пробудилась радость. И ручей
Заблестел и говорлив, и молод,
Под сияньем солнечных лучей.
Вновь ко мне ты ходишь на свиданье.
Вновь поёт за рощей соловей.
Снова в сердце прежнее страданье
Неутешной юности моей.
В том году зима была суровой.
Замерзали птицы налету.
Под холодным ледяным покровом
Спал ручей. И вот: весна в цвету.
*
Как-то в таборе парень блондинистый
Полюбился красавице Азе.
А барон сказал: «Ты покинь мечты.
Не позволю. Ни в коем разе.
Не бывать вашим тайным свиданиям
С горожанином вместо гадания.
Ты плясунья у нас и красавица.
Ну и что что парень нравится».
А она ему гордо и весело:
«Я уйду всё равно. И ему я мила.
И отец его люб моей матушке».
И послала его тут по матушке.
Наказали Азу в таборе.
Не пустили её к барину.
Поднялась она тут на гору,
Да и в реку, как в руки к татарину.
*
Это было в далёком шестнадцатом.
Это было под Ржевом, весной.
Не хотелось тогда расставаться нам.
Только ты попрощался со мной.
И, вскочив на коня норовистого,
Ты сказал на прощание мне:
«Если буду убит первым выстрелом,
Выходи за другого к весне.
Если буду в бою искалечен я,
От меня ты известий не жди.
Пусть хранит эти дни память вечная.
А теперь поцелуй и иди».
Обняла я поручика ласково,
Горячо обняла и ушла.
Это было в далёком семнадцатом.
А любовь до сих пор не прошла.
*
Что же сердце так гордо волнуется,
Что же разум так думой смятён?
А в ночи беззаветно тоскуется.
И под утро всё грезится он.
Что ж меня и подруги покинули,
И сторонятся парни меня?
А соседки, увидев, отринули,
На лице злую думу храня.
Чем же я так грешна перед обчеством,
И душа не постигла вины?
Вот жених мой в молчании топчется,
Возвратившись с прошедшей войны.
Провела я три ночи со странником.
Говорил он со мной о любви.
И ушёл от меня рано раненько.
Лишь заря возгорелась в крови.
А глаза его, звёзды бездонные,
Предо мною как прежде горят.
Провела я три ночи бессонные,
И об этом везде говорят.
Что же сердце так гордо волнуется,
Что же разум так думой смятён?
А в ночи беззаветно тоскуется.
И под утро всё грезится он.
*
Лети, мой голубь, к другу верному
В далёкий край, где льётся кровь.
И расскажи там про бессмертную
И беззаветную любовь.
Коснись своею грудью белою
Его взволнованной груди.
И пусть он знает: буду смелою,
Чтоб не случилось впереди.
Скажи ему, чтоб был спокоен он,
Когда пойдёт на смертный бой.
Скажи ему, чтоб был достоин он
Любви. И чтобы был собой.
И если враг придёт в смятение
И наш оставит мирный край,
Скажи, что мы в любви и в бдениях
Построим нашим детям рай.
Лети, мой голубь, к другу верному
В далёкий край, где льётся кровь.
И расскажи там про бессмертную
И беззаветную любовь.
*
Что молчишь, моя гитара?
Струн твоих никто не треплет.
И романсом милым, старым
Кровь мою уже не теплит.
Али юность отпылала
И лицом я стала хуже?
Али я от слёз устала,
Схоронив в печали мужа?
Али бровь моя в полёте
Не тревожит ваши вздохи?
Али сердца не поймёте
Моего без ахи-охи?..
Что молчишь, моя гитара?
Струн твоих никто не треплет;
И романсом милым, старым
Кровь мою уже не теплит.
*
Поцелуй меня на людях,
Будь смелей друзей своих.
Пусть завистники осудят
Дерзкий пламень губ твоих.
Пусть вокруг о нас судачат,
Говорят: я без стыда.
Ах, какая незадача -
Приговор сего суда!
Обними меня покрепче,
И веди меня в поля.
Говори мне сладки речи
Про любовь и тополя.
Пусть завистники осудят
Дерзкий пламень губ твоих.
Ты ж целуй меня на людях.
И не верь в наветы их.
*
«Мама милая, позволь мне
К другу выйти за село».
«Ах, любимая, довольно!
Видишь, дом наш замело».
«Мама милая, оденусь
Я теплее в этот раз.
И куда я, мама, денусь,
Не такой уж поздний час.
Мама милая, пойду я,
Друг мой там один, в снегу!
Можно, в дом его введу я?
Ну, так как? Я побегу?»
«Ах, любимая, довольно!
Видишь, дом наш замело.
Мне, ты думаешь, не больно,
Что уйдёшь ты за село.
Уж тебя я дивной крошкой
Будто нянчила вчера.
И уже такая дочка!
Замуж выдавать пора».
«Что ж поделаешь, родная.
Вот я выросла, смотри!»
«Знаю, дочка. Знаю, знаю,
Что годков тебе не три.
И что друг твой славный парень,
И что любит он тебя,
И что вы друг другу пара...
Да вот жалко мне себя!»
*
Вечерело тогда, за рекою заря
Запылала багровым ковром.
Ты вернулся домой и, от гнева горя,
Ты вошёл в плохо прибранный дом.
Ты и склеп обошёл, и проверил сарай,
И чердак, и в подвале смотрел.
«Где соперник? - сказал ты. -
Мне дверь отворяй!»
И в руке ты сжимал самострел.
Я сказала тебе, что невинна ни в чём,
И пошла за водою к реке.
Ты стоял на своём и кричал. А потом
Дрогнул ствол в напряжённой руке.
Я упала. И кровь потекла на подол
Из моей обнажённой груди.
Опустил ты дымящий от пороха ствол
И сказал: «По утру уходи».
Я ушла ввечеру, и живу у него,
У любезного нежного друга мово.
Только жаль мне и мужа,
Уж больно он слаб,
И к себе не пускает ни девок, ни баб.
*
Он узнал мой браслет,
Но узнал ли меня?
Я храню много лет
В сердце отблеск огня.
Он и сед, и угрюм.
Он смотрел на браслет
Полон памятных дум,
Полон прожитых лет.
Нет, не вспомнить ему
Как по тонкой доске
Я бежала к нему
И в слезах, и в тоске.
Я целую его,
И милей друга нет.
Но взамен ничего.
Только этот браслет.
Он узнал мой браслет,
Но узнал ли меня?
Я храню много лет
В сердце отблеск огня.
*
Попляши мне, подруга бесценная.
Попляши перед тем как уйти.
И останься, любовь незабвенная,
Светлым ангелом в трудном пути.
Поцелуй меня, радость печальная.
Для меня ты навеки одна.
И дорога крутая и дальняя
Мне не будет горька и трудна.
И заплачь, красота безответная.
И скажи мне негромко: «Прости!»
И разлука, и грусть беззаветная
Не убьют нас в далёком пути.
Ну, а если в годину тяжёлую
Ты не выдержишь муки души,
Ты припомни минуту весёлую
И, негромко вздохнув, попляши.
Попляши мне, подруга бесценная.
Попляши перед тем, как уйти.
И останься, любовь незабвенная,
Светлым ангелом в трудном пути.
*
Прогоню его сегодня, прогоню.
Разорву любовь и муку на корню.
Ведь не любит он меня, не ставит в грош.
Все мольбы его и вздохи - это ложь.
Все слова его без страсти, без души.
Говорю себе: «Есть счастье, не спеши».
Говорю себе: «Будь мудрой, подожди.
Не отдай себя тирану. Друга жди.
Нагорюешься с тираном, пропадёшь.
А потом себе ты друга не найдёшь.
А потом уж хоть в колодец с головой.
Так не лучше ль быть и мудрой, и живой.
И дождаться настоящей мне любви,
Чем с немилым породниться на крови.
Чем отдаться на потеху подлецу.
Лучше к матери поеду и отцу.
Лучше я его сегодня прогоню,
Разорву любовь и муку на корню.
Ведь не любит он меня, не ставит в грош.
Все мольбы его и вздохи - это ложь.
*
Ночь отходит, заря приближается,
Луч весёлый ложится в поля.
Перед мужем жена унижается,
Изменив, о пощаде моля.
«Ты прости меня, друг мой не сдержанный.
Будь опорою мне и в беде.
Твой соперник, он мною отверженный.
Не увижу его я нигде.
Я смирю своё сердце неверное.
Буду преданной, нежной женой.
А его разлюблю и, наверное,
Уж при встрече пройду стороной.
Если жизнь наша сладится, слюбится,
Я гордиться тобою хочу.
А измена с годами забудется.
Верю я, всё тебе по плечу.
Не губи меня. Ревность отходчива.
Пожалей и впусти в отчий дом.
Приласкай, отогрей и попотчивай,
И скажи своё слово потом.
Если скажешь, мне в жизни отказано,
Я сама себя жизни лишу.
Ну а всё, что с имуществом связано,
Я на белом листке напишу.
И найди себе верную спутницу.
И её, как зеницу, храни.
А меня прокляни и беспутную
Вдалеке от села схорони».
Ночь проходит, заря приближается.
Луч весёлый ложится в поля.
Перед мужем жена унижается,
Изменив, о пощаде моля.
*
Погрузили их в тесный и душный вагон
И свезли за далёкий Кавказ.
И оттуда с оказией весточку он
Мне прислал лишь один только раз.
Написал он, что ранен в жестоком бою,
И попал в санитарный вагон,
И что любит он землю родную свою,
И на встречу надеется он.
И в ответ я ему написала о том,
Что письмо получила его,
И что жду от него назиданий. Но он
Не прислал мне уже ничего.
Я не знаю, зачем он молчит. И когда
Он пришлёт мне второе письмо.
Я не верю, что с ним приключилась беда,
И гляжусь постоянно в трюмо.
С той поры пролетело двенадцать годков.
И я стала, наверно, стара.
Но не снять мне с души этих тяжких оков,
Будто мы попрощались вчера.
Я читаю письмо про далёкий Кавказ,
И на строчки стекает слеза.
И смотрюсь я в трюмо вот уж тысячу раз,
И его я там вижу глаза.
Погрузили их в тесный и душный вагон,
И свезли за высокий хребет.
И смотрюсь я в трюмо, и клонит меня сон,
И тревожит таинственный свет.
*
Наколдуй мне боль сердечную,
Молодой колдун.
Успокой меня беспечную
Под звучанье струн.
Наколдуй мне сердце скромное,
Буду нежной я.
Я - плясунья неуёмная
И ворожея.
На огонь с тобой, на гвозди я
И в кипящий вар
За любовь пойду нездешнюю,
За нездешний жар.
Притворяться сил нет, мочи нет.
Всё пляши, пляши.
А как хочется, как хочется
Счастья для души!
Мы бродяги кочевники,
Мы спустились с гор.
Все в роду моём мошенники.
И отец мой вор.
И лишь я одна не в родичей,
И душой чиста.
И клянусь я Богородицей,
Муками Христа.
*
Это страшное тяжкое горе,
Если в битву вступает народ.
Ты простился со мной. На линкоре
Уходили вы в дальний поход.
Вас ждала предстоящая битва
За свободу родимой земли.
Ты сказал мне: «Возьми. Это бритва.
Так, на память. И писем не шли.
Я побреюсь, когда возвратимся,
И оставлю, как прежде, усы.
А теперь мы с тобою простимся».
И ушёл ты, взглянув на часы.
С той поры пролетело три года.
Не вернулся ты с битвы домой.
Не вернулась эскадра с похода.
Все погибли. И ты, милый мой.
И порою смотрю я на бритву,
Что остра и до боли чиста.
И о всех не доживших молитву
Произносят невольно уста.
Я к щеке прижимаю подарок.
По руке провожу лезвиё.
И свечи дребезжащий огарок
Мне являет обличье твоё.
Это страшное тяжкое горе,
Если в битву вступает народ.
Ты простился со мной. На линкоре
Уходили вы в дальний поход.
*
Пой, подружка, песню горькую.
Пой, подружка, о любви.
Не приедет милый с зорькою,
Хоть зови, хоть не зови.
Он с тобой гулял по пятницам.
По субботам был со мной.
Только рак обратно пятится.
Друг наш ходит стороной.
В воскресенье свадьба ладится.
Счастье он нашёл своё.
Место, где невеста садится,
Не твоё и не моё.
Пой, подружка, песню горькую.
Пой, подружка, и пляши.
Не приедет милый с зорькою.
Да и мы уж хороши!
Поделить хотели милого,
Как горбушку, на двоих.
А она забрала целого.
Свадьба ладится у них.
Нам плясать на этой свадьбушке,
Каблучками бить в полы.
А они в кровать широкую
Лягут трезвы и милы.
И у них родятся детушки.
Станут грудь её сосать.
Ну, а нам с тобою, девушка,
Горько плакать и плясать.
*
Возвращались вы с похода.
Шли вдоль нашего села.
Чудной там была погода.
Я от крёстной мамки шла.
Я несла яиц десяток,
Бело-розовых яиц,
И муки для поросяток,
И крупы-пшена для птиц.
Вас там было больше сотни.
Все лукавы и смелы.
Был до кур один охотник.
«Яйца больно уж белы», -
Он сказал. «Нет, яйца жёлты», -
Я сказала. Вспыхнул смех.
А другой сказал: «Пошёл ты!
Уж она белее всех.
Хоть из армии мы белой,
И в седле проворней птиц,
Но скажу я, братцы, смело,
Что она - белей яиц».
Я внезапно покраснела.
Тут забились в смехе все.
Мигом сотня налетела,
Что запряталась в овсе.
Сотня красных, сотня белых,
И пошёл кровавый пир!..
Уж полвека пролетело.
Где ты, жёлтый командир?
*
По волнам проплывала пустая ладья.
Ночь над ней проливала таинственный свет.
За бортом волновалась морская струя.
Рыбаков на ладье проплывающей нет.
Прошлой ночью их смыло крутою волной.
Поглотил их тела грозовой океан.
И простились они с этой жизнью земной.
И погиб вместе с ними седой капитан.
Носит ветром ладью и бросает в провал,
Поднимает на гребень высокой волны.
Тот, кто в этих широтах ещё не бывал,
Он не может понять ни сестры, ни жены.
Он не может понять и тревоги людской
И глядящую женщину в море с тоской,
И придавленный шёпот надежды: «Свои!..»
При нечётких ещё очертаньях ладьи.
Под ладьёю шумела морская струя.
Рыбаков на ладье проплывающей нет.
Ночь над ней проливает таинственный свет.
И лишь рыбья блестит на досках чешуя.
*
Я влюбилась до гроба в Романа.
Но с войны воротился Иван.
На лице его рваная рана.
И щадящих четырнадцать ран.
Я не стала раздумывать долго
И пошла за Ивана с душой
Потому, что глубокая Волга
Поглотила в той битве большой
Моего дорогого Романа.
И ещё миллионы сердец.
Не любила я прежде Ивана,
Но Иван моим детям отец.
За столом и слезливо, и пьяно
Про Романа он вёл разговор.
А в душе неизбывная рана.
И на сердце тяжёлый укор.
О, широкая чистая Волга!
Ты храни за просторами вод
Всё, что с нами осталось надолго,
Всё, что вынес страдалец народ.
Я влюбилась до гроба в Романа.
Но с войны воротился Иван.
На лице его рваная рана.
И щадящих четырнадцать ран.
*
За околицей догорал костёр.
Опускалася ночь надо мной.
От меня ты ушёл, как испуганный вор,
И проходишь теперь стороной.
Ты стыдишься встречаться со мной среди дня,
И не ждёшь ты меня ввечеру.
Ты не бойся, не трону я в сердце огня
Твоего. А с своим я умру.
Ты живи себе мирно, родной человек,
С опостылевшей верной женой.
И забудь ты мой взгляд, и забудь ты мой смех,
Успокойся, пройди стороной.
От меня ты ушёл. Как испуганный вор
Избегаешь ты встречи. Но я
Умолчу обо всём, настою на своём,
И останусь навеки твоя.
*
Возьми, мой друг, гитару,
Пройдись по струнам нежно.
И вспомни песню старую,
И пусть живёт надежда.
Пусть встанут годы юные
И дни кочевья дальнего,
И наши ночи лунные
Без образа печального.
Летите кони быстрые,
Звучите песни страстные,
Зовите звуки чистые
Мечты сердец прекрасные.
И пойте песни юности,
И пусть живёт надежда.
Возьми гитару дивную,
Пройдись по струнам нежно.
*
Помни, внучка, когда за околицей
Будешь с милым гулять у реки,
Если сердце забьётся, заколется,
Будь разумна мечте вопреки.
Не поддайся желанию страстному,
Не бросайся на шею ему.
Не спеши отдаваться вихрастому,
Доверяйся ты только уму.
Если хочешь, чтоб друг твой уверился
В том, что чувство его глубоко,
Нужно чтобы он сам разуверился
В том, что счастье даётся легко.
Помни, внучка, когда за околицей
Будет милый тебя целовать,
Если сердце забьётся, заколется,
Значит, можно и свадьбу сзывать.
*
Ветер выл в трубе отчаянно.
Ночь сгущалась над селом.
Улыбнулась я нечаянно,
С милым встретившись челом.
Я несла водицу чистую
В светлом кованом ведре.
Речь его я слышу быструю,
Вижу шашку на бедре.
Он схватил ведро тяжёлое,
Речи жарко говоря.
И лицо его весёлое
Осветила вдруг заря.
Дальше я речей не слушала.
И свалилась на сугроб.
И его улыбка жгучая,
И его горячий лоб,
И глаза его взволнованно
Говорили о любви.
А вода в ведре закованном
От зари была в крови.
*
Замерла я в объятиях ласковых рук.
И от счастья во мне трепетала душа.
Я сказала: «Мой нежный, мой ласковыйй друг,
До чего же луна в небесах хороша!»
И стояли с тобою мы, еле дыша,
Меж туманной землёю и синью небес.
«Замирает, - сказал ты, - от счастья душа».
И ответила я: «В мире много чудес».
В сине-розовом небе вздохнула луна.
Над полями стелился вечерний туман.
У тебя по вискам пролегла седина.
Прижимал ты к себе мой взволнованный стан.
«Не печалься, мой нежный, мой искренний друг!
Посмотри, как луна в небесах хороша!
Посмотри, как светло, как чудесно вокруг!»
И от счастья во мне задохнулась душа.