Снег тыкался в день влажными ноздрями
щенком слепым. По лицам растекаясь,
снежинок отбивалась козырями
метель, всё воя (будто в чём-то каясь).
И сердце ныло, в том гримасы чуя
зимы-старухи, очень одинокой
(её обидеть словом не хочу я,
цыганским сглазом строчки черноокой…).
Где сын-мороз, детина крепкий-ражий? –
В разборках с кем-то где-то задержался?
попал в капкан осенний, волглый вражий?
иль в декабря объятиях ужался?
Погоды струны вьюга не настроит,
колки сломав на неба инструменте, –
усохнет солнце в малый астероид,
ночь в сонатину раздробит Клементи
мелодий звёзд чарующее скерцо
и фаз луны сомнёт порядок тоже.
– Опять клюёт грудину больно сердце
(вердикт выносит, годы подытожив?).
… Несётся жизнь, под будней пыльный ветер.
Душа живёт без должного достатка.
Пруссак ругнулся б только («Donnerwetter!») –
я ж выльюсь в мат, русак. Весь. Без остатка…