Каждый раз, открывая зонт, я верил, что улечу. Но так ни разу и не улетел. Лишь отгораживался от моросящего мира. И мир стекал по вздыбленной ткани, не попадая в меня. Этим дождливым летом подобное было особенно актуально. Этим дождливым летом цветы пахли рыбьими трупами, мухи дурели и поэзия ассимилировала. А я (в самом начале лета) дотянул до 33. И уже после этого улетел. Поездка заняла ровно десять дней: с того момента, как мы сели в аэроэкспресс на Шереметьево, и до того, как вышли из аэроэкспресса на Белорусской. Алтайская экспедиция, которую точнее именовать охотой. Когда охотишься за растениями, бессмысленно сидеть в засаде и расставлять приманки – надо просто много ходить и много смотреть. Но лучше, конечно, когда заранее знаешь место и у тебя есть машина. Много нового и интересного довелось повидать. Купальницы, цветущие по кромке вечно тающих снегов, лесное озеро с прозрачной водой, вердепомовыми берегами и бирюзовым дном, заболоченные луга с орхидеями и комарами, обвалившиеся ртутные шахты, кипящая вода в радиаторе, козел Порошенко и Михалыч, владелец козла, настоящего шотландского килта и базы, на которой мы ночевали. Алтай – страна гор, маральника и ореха, который судя по обилию объявлений «Куплю орех» там покупают все. Вот и я купил граненый стакан ореха, грыз его (орех, а не стакан), смотрел на плывущие горы и погружался в то, что всегда вожу с собой. Еще в первую дальнюю поездку, поездку на край земли, я заметил, что, помимо стандартного туристического багажа, захватил из Москвы эту беспричинную тоску ни о чем. И теперь беру ее во все свои поездки. От перемены мест слагаемых сумма не изменяется.
От Барнаула до Москвы лететь четыре часа. Разница между часовыми поясам – четыре часа. В семь утра вылетели, в семь утра прилетели. Я привез с собой впечатления, фотографии, растения и мошонку сына Порошенко, натянутую на сук (подарок Михалыча). На Алтае было аномально сухое жаркое лето, а в Москве лето так и не наступило – дожди, холод. Для высокогорных растений – благодать. Но если для растений благодать, то мне возвращение давалось тяжело – хотелось спать, и больше ничего не хотелось. Хотя до поездки было тоже. Можно было никуда и не летать. В эпоху популяризации Ждуна, я был вполне типичным ждуном. Сидел в общей очереди очередников, никого не трогал. Бывало протягивал руку, но меня вовремя одергивали – дескать что это ты по остаточному принципу. А я не спорил. Действительно по остаточному, все мы по остаточному принципу. И продолжал сидеть.
А вот хотеть… Пожалуй, этим и цепляет любовь – когда хочешь больше, чем хочется. Свидетелей вокруг полно. Полным-полно. Собственно, любой может оказаться свидетелем. А вот соучастников много меньше. Так одна в этом году оканчивает институт, вторая выходит на пенсию. Этим дождливым летом трое кратны одиннадцати. А мир стекает по вздыбленной ткани и постепенно стихает.