Похмельное утро несбывшихся снов, несказанных слов, мне трудно
Поверить в объём того, что лежит под кроватью.
Ведь если рассчитывать жизнь по минутам, то будет сложней умирать,
А я так и не подобрал кольцо к подвенечному платью.
Сложившийся пазл моей жизни приводит к смерти,
А я не хочу, я такой итог не приемлю, поверьте,
Я бы мог рассказать бобрам про плотины,
Я мог бы Дали подправить картины,
Но я нищ душою, а телом я не отвергну
Проститутку с огромными сиськами, полную скверны.
На моей душе сто грехов и полоска серы,
Селитра, магний - в ****у, мы все лицемеры!
Мы учим своих детей как нужно,
А сами делаем наоборот,
А потом удивляемся,
Делая глаза окружно,
Когда они плюют нам в рот
Непрожёванным зерном своих рифм,
Но это им нужно,
Чтоб почувствовать себя живым,
И хоть кому-то нужным.
Серой комнаты белый потолок, дуло пистолета целует висок, странное чувство и ноги слегка немеют,
Но апостол Пётр говорит - ерунда, а Иуда правит калибровку письма, а я дышу, хоть права на то не имею...
Я готов целовать и любить этот мир, если будет похож он на тебя, таким же добрым, и таким же ранним.
Странно правдивый стержень пера не напишет то, что я нёс вчера, но, видит Бог, я не умею быть крайним.
Я рисую иероглифы всю ночь до утра и слов ерунда меня сводит с ума, и на часах замёрзла стрелка.
Неискренней истины съета тарелка, и мне поёт о любви какая-то целка, и весь этот мир лишь чья-то поделка.
И каждое утро голый парад,
И я, признаться, этому рад,
И в венах моих не осталось боли
В наших душах нет красоты,
Их дьявол увидев, встал на дыбы,
Я их вчера замочил в рассоле.
Я стал стар, и пропил нимб,
А в голове хор пьяных нимф,
****ство с утра, и конечно ночью.
А я в похмельном бреду сочиняю слова,
А потом их меняю два-раз на раз-два,
Сегодня я пью, а завтра буду кровоточить.