Стон задохнулся в рваном ритме сердца,
Разорвана, разглажена картина.
Опошлена, но все же мной любима.
От правды никуда теперь не деться.
Строке напыщенной и злой, банальной
Я поклонялся как прекрасной даме.
Рисуя пируэт кардиограммы
В раме барочной, комнатной, овальной.
И детский лик, как шутовская маска
Втыкает, как иголки эпиграммы.
Такой же пошлой и вульгарной драмы
Души, смеющейся над детской сказкой.
Карниз и дождь, бокал и сигарета,
В тебе блистательны, дитя столицы.
Я вижу лик Мадонны, не блудницы,
Ведь только о тебе мои сюжеты.
Я расправляю, словно крылья птицы
Свои слова, слагая их в куплеты.
В руках, как яда стрелы веселится
Вся злость, чьи песни, правда, спеты.
Гляжу я в их напыщенные лица
И ничего не вижу, кроме грязи
Скандалы, водка, секс и деньги, связи
Я чужд для всех в своей скупой столице.
Не правда, что я отрешён от казни,
Что надо мной вот-вот, как совершится.
Но разве можно вам на маску злиться,
Что вам всем видом своим шепчет правду.
Жеманной кошкой, ласковой блудницей
Влезаешь в сердце и впускаешь когти.
Прощаю, усмехаясь я без злости
Безликие и праведные лица.