Ожесточились руки, те, что родными были,
И дуновением ветра скинули птенца.
Нет любви в них, сердца, словно неживые,
И желали птенчику только лишь конца.
«Сколько уже можно, мы совсем устали.
Он какой-то странный, столько бед принёс.
Вот был бы он нормальный, мы б его приняли,
А так полно проблем с ним, и горестей и слёз».
Он был совсем прозрачный, и был совсем уж мал он,
Нет ни хвоста, ни перьев, не то, что у других.
Он жить старался сердцем, и смелым был, и храбрым,
И всех любить старался из всех цыплячьих сил.
И подхватили ветры, что долго поджидали,
Когда птенец к ним в вихрь с рук тех упадёт.
И полетел он вниз, как все того желали,
А он не дрогнул даже, хоть знал, что его ждёт.
И он летел и думал: «Ну что не так я сделал,
Чем я их так расстроил, и что не так сказал?
Да, нету у меня перьев, и сложно им со мною», –
И о судьбе короткой горестно вздыхал.
И любящие руки, что рядом всегда были,
Хранили и держали, и ведали всегда,
Над бездной темноты цыплёнка подхватили,
И радостно забились, встретившись сердца.
И Бог, держа в ладонях, цыплёнку улыбался,
И он один лишь ведал, что в жизни его ждёт.
Зачем таким родился, и как он поднимался,
И что с собою птенчик в мир сей принесёт.
Под солнышком лучистым, обласканный любовью,
Руками обогретый, цыплёночек запел,
И появились перья, и хвостик появился,
И цвет красивый белый, как он того хотел.
Чтоб в жизни ни случилось, и кто б ни отвернулся,
В каких бы буреломах ни запутался земных,
Надеяться и верить всегда на чудо нужно,
Ведь никогда не бросит Бог птенчиков своих.