Когда я говорю о Ленинграде, моём потерянном городе,
рифма покидает меня.
Я родилась в Ленинграде, и меня коробит от речи тех,
кто называет Ленинградкой столичное шоссе,
а вовсе не Дорогу жизни.
Я ленинградка, а значит то, что называется на казённом языке
проверкой системы оповещения населения,
для меня жуткий вой сирен и ледяной стук метронома –
девятьсот шагов приближающейся войны.
Я дочь Ленинграда – города, который не хочет,
чтобы его дети жили с блокадной болью.
И поэтому я знаю лишь то, что весной сорок второго
самым вкусным на свете были пустые щи,
сваренные из молодой крапивы.
Я ленинградка, и поэтому немного лучше других
понимаю смысл громких слов героизм и мужество,
особенно здесь, у одиннадцатого вала,
под неподвижным взглядом женщины с гирляндой дубовых листьев.
Я – дочь, внучка и правнучка ленинградцев – очень боюсь,
что мои дети, если когда-нибудь они у меня всё же родятся,
уже не будут ленинградцами.