(из цикла "ПЕЧАЛЬНЫЕ СКАЗКИ О ЛЮБВИ НА НОЧЬ...")
Старик в костёр полено бросив: "сидела она здесь при лунном свете,
Нагая вся, и говорит: "не бойся!", а взгляд её тосклив весь и бесцветен.
Потом такая мне: а, хочешь знать всю правду? Я так устала под водой молчать!...
Вот тут, поверьте, сдрейфил каждый, и я сбежал бы, если б мог бежать...
Ну выпил малость, отказали ноги, поверьте, честно-честно, это всё не сон,
Я не придумываю, правда, видят боги, в деревне часто слышат люди её стон!"
Старик поправил головешку осторожно и так неспешно пересказ завел,
А где-то в чаще леса всех встревожил и прокатился по округе волчий вой.
"Была вот в этом же пруду зачата, когда отец и мать гуляли лесом тайно,
Он был не местный, но бывал здесь часто, приезжий барин, вышло уж случайно,
Ведь мать была обычною крестьянкой, зачем такая барину жена?
Игрушкой (так бывает) стала панской, а дальше бросил, как обычно: не нужна!
А дальше дни летели в поле ветром, и время родов в пору подошло,
И повитуха со словами "токмо веруй", мать в воду погрузила тяжело...
Я появилась, – повитуха тут-же, мол, мёртворожденная я, увы, была,
И завязав меня в платок потуже, и камень, чтоб на дно и не всплыла...
Вот так и стало озеро мне домом, что одиноко на поляне среди леса,
Я здесь росла не думая о том, что жизнь возможна и на суше человеку!
Мне были рыбы верные подружки, в раки были верные друзья,
Лягушки мне носили вести, пиявки да улитки – вся моя семья!
Да вот беда со мню приключилась,
Взрослеть я стала и сразил недуг,
Ты не поверишь мне, старик – влюбилась!
Он приходил всего лишь искупаться в пруд...
Нагим он в наши воды окунался,
Красив и крепок торсом и душой!
В его объятьях я мечтала оказаться,
Да только мир его такой чужой...
Я изнывала одиночеством страдая, и мне те муки были не по силе,
О нём мечтала я и засыпая, и просыпаясь образ голову кружил мне!
Как много лилий для него на глади, я бережно на озере взрастила,
Но он не благодарный, целую охапку, нарвав, куда-то напрочь уносился...
И вот не выдержав сердечного томления,
Придумала тогда невинный план:
Ему открыться светлым наваждением,
При свете лунном, всю себя – к его ногам!
Случилось всё, увы, не так прекрасно,
Хоть я нага была, вплетая в косы ненюфар,
А он был пьян слегка, придя купаться,
И был не сам, он речи дар, меня увидев, потерял...
Мы так тогда смотрели друг на друга, любовь взаимной грела нам сердца,
Он подошел, меня спросить не смея, а друг его белей был мертвеца...
В глаза взглянув, я поняла - пропала, на камень сев, он так меня обнял!
И мы слились в бессмертном поцелуе, к себе меня так страстно прижимал!
(О, как тогда меня ласкал и миловал...)
И так в объятиях друг друга не пуская, мы вводу с берега, и камнями на дно!
Ох если б знать мне, что он задыхаясь, не смел и слова молвить, умер так чудно...
Не сразу поняла, что утонул он, не понимала ведь: вам под водой нельзя!
Заснул мой милый, я будить пыталась, да, только толку, понимаешь, зря...
О как тогда белугой я ревела, о как тогда, себя несчастную, кляла!
Я оживить пыталась его тело, но сделать ничего ведь не могла...
Я хоронить тогда его не стала, плетями лилий привязав ко дну,
Я каждый день утопленника навещала, напоминанье – ничего мне не вернуть!
С тех пор сама себе обет поставив, чтоб не влюбляться больше губя вас,
При свете лунном, на брег выползая, кого искала, чтоб поведать сказ.
Уж будь мне другом, седовласый путник, историю поведай не со зла,
Ведь от живого – дочь полуживую, той клятой ночью лунной зачала!
Но, чтобы жить, она пить кровь живых должна...