На тело, что вскрыли от паха до ворота,
Сбегаются волки, слетаются вороны,
Сползаются твари не самой приятной природы.
И мы в том числе – мы такой же паскудной породы.
Среди этих всех упырей-потрошителей
Мы слишком давно, мы почти долгожители,
Без нас это место считалось бы просто помойкой.
А так – собираемся дружно на оргии или попойки.
Однажды, конечно, придёт наша очередь,
Мы знаем об этом, но верим не очень-то –
Мы верим в такое, о чём не написано в книгах.
Под хохот и стоны мы жарим сосиски на ангельских нимбах.
Я это придумал, спасаясь от пошлости,
Загадив пустоты зарёберных полостей.
А ты – самый страшный кошмар моей старенькой мамы.
Ты вышла ко мне как-то раз из горящей на грязном полу пентаграммы.
И руки твои были в липкой горячей крови,
И ноги в крови,
И всё тело в крови.
И вместо того, чтоб сожрать меня сразу, смеясь, попросила тебя удивить.
Теперь удивляемся разному вместе мы –
Любому смешному обычаю местному
И новым придуманным видам помойного скотства.
У каждого с каждым найдётся какое-то сходство.
Жить хочется, хочется, но чувствовать нечего –
У сладости сердца и у горечи печени
Одно послевкусие: сухость и адская жажда.
Я очень хочу, чтобы это почувствовал каждый.
Все очень хотят, чтоб ты это чувствовал –
Как тысячи маленьких остреньких щупалец
Ползут по тебе вверх и вниз, раздирая на части
Дрожащую плоть, хлещет кровь – разве это не счастье?
И руки твои будут в липкой горячей крови,
И ноги в крови,
И всё тело в крови –
И всё это ради того, чтоб тебя удивить!
Когда пауки, тараканы и ржавчина
Сожрут всё живое, в Аду будет жарче нам –
Мы начали это, но сил не хватает закончить.
И вместо кровавой утопии вышел уютный загончик.
Ну что ж, так и быть. Но зато было весело.
Мы вместе вползаем в кровавое месиво
И сами становимся месивом – кровью и грязью.
Во имя вселенской любви и во славу Безглазых.
Поток эманаций забит неликвидами.
Безглазые боги нам жутко завидуют.
А мы не завидуем им.
Мы любим. И каждый любим.