У меня по венам течет металл, кочергой калёной мне жгут клеймо; я всесильным сам себя воспитал, путь держа и волею, и тюрьмой. Я горел в огне и тонул в морях, в одиночку шёл визави с пургой. На корню душа цепенящий страх, выбирал мученья своей тропой. Я терпел обиды и камни вслед, что жестоко били до гематом; и, сломав конечности и хребет, полз вперед, себе представляя Дом. Спал в канавах, ел гниловатый хлеб, мёрз под злыми ливнями октября; танцевал над бездной бескрайней степ и смеялся, горло своё деря. И смеялся, хая свою судьбу, и смеялся, жизнь свою костеря; «Не могу, я больше так не могу!» — я кричал, огнём изнутри горя. Собирая волю свою в кулак, продолжал идти под галдёж толпы. Я для них был странный дурной чужак, они были слепы и так грубы; Они злились, видя, что я всё жив, и плевали в спину, чтобы сломить, и швыряли вслед, подточив, ножи, и стреляли в воздух, грозясь убить. Я не знал, за что они со мной так, и не знал, как это всё прекратить: до тех пор я не был народу враг, до тех пор я знал, каково любить.
А потом я вырос до облаков, стал смелее прежнего и сильней, не встречалось в вечности мне замков, что могли б сдержать от моих затей. Не встречалось в вечности мне дорог, что могли б запутать и увести далеко от места, где мой мирок продолжал кровавой войной цвести. В той войне я сам потерял свой цвет и сложил доспехи к Её ногам. Моя жизнь вдруг резко взялась сереть и распалась вмиг, а не по часам. В чём есть смысл, — я думал, — о чём мечтать, если свет погас и Любовь ушла? Кто не враг, коль даже родная мать не дарила с детства тебе тепла? Кто твой друг, когда и родной отец, презирая, шаткие сжёг мосты? И нет сердца — есть лишь сплошной рубец; и виной всему, безусловно, ты.
Было страшно, холодно и темно, и во снах я видел всех тех людей, что стояли в ряд за моей спиной, с кем я был счастливее и живей. Я скучал без Дома и без семьи; и скучал сильнее всего о той, с кем все мысли были всегда мои, с кем когда-то я ощущал покой. Но ушло то время, и я застыл, потерял свой дух и свою тропу. Охладел я сам и ослаб мой пыл, и я клял без устали всё судьбу. А смирившись с тем, что навек один, вновь обрёл всю силу и мощь свою, стал свиреп и непобедим как по жизни, так и в бою. Жил без страха и без витых цепей, что, сковав, мешали идти вперёд. Ведь известно, нет кабалы страшней, чем любовь, что как-то тебя убьёт. Парадокс: пусть даже несметных сил мы владельцы, вольные от тревог; мы ничто без тех, кто бы нас любил. Так и я — всевластен был и убог. Сильным быть без проймы в броне легко — нет нужды скрывать свою слабину…
только мне не сбросить с себя оков:
ты — мой якорь — тянешь меня ко дну.