Мне говорят, искусство не горит,
Но я дошёл до крайней точки.
И знаешь, как внутри болит,
Когда взираешь на обугленные строчки.
Поэма всей, моей никчёмной жизни,
Подёрнулась чуть сероватым пеплом.
И клятва, от рождения до тризны,
В тумане окружающем поблекла.
Пишу и рву, поддерживая пламя,
Надеждами, несбывшейся мечтой.
И реет над тарелкой окровавленное знамя,
Очерчивая сумрак по прямой.
Шипит слеза, срываясь с подбородка,
И падая на золотистый край.
Душа мертва, моя душа умолкла,
И осень, резкими дождями, сменит май.
Потоки хлынут по прозрачному панно,
Смывая мир и зачерствевшую отвагу.
В том, что когда-то и давным-давно,
Перо само просилось на бумагу.
Устав кормить всепожирающего зверя,
Я тихо приоткрою мутное окно.
И ветер, счастью своему не веря,
Растелит по столу седое полотно.