Bellum in Asia

Юлия Чернышева 2
I
Сны на Востоке

Дико пахнет от кожаных наручей маслом жасмина, горько-пряной смолой и сражений проигранных дымом. Ты стоишь на холме, как в зените жестокое солнце, и с лицом ледяным от врагов принимаешь посольство.
Я молю о дожде третьи сутки, Марцелл, пусть он смоет эту кровь, эту грязь, страсть распалившие смолы, мы сойдём здесь с ума от сражений, шелков и бальзамов, как была бы желанна сейчас молодая гроза нам! Голова закружилась: везде майоран и корица, я сижу над флаконами, свитками Диоскорида*, господин, господин, силы кончились, бледная слабость паутиной опутала члены, как облачный ладан, и не надо ни злата, ни славы, ни вин италийских, только чтобы проклятое солнце хоть день не палило, только сон, только обморок, только туман с океана, никаких, никаких, господин, не осталось желаний, это бедное тело, тебя умоляю, - не трогай, - путы сна оказались сильнее пут страсти жестокой.

II
Рубины и гранаты

Я - подарок легату, сквозь весь меня лагерь солдаты. умащённую щедро, к палатке ведут в красном платье. У него говорят много ценных в шкатулках каменьев, цвета пепла глаза и, как мёд золотые колени. У меня - только голос мой птичий, да флейта двойная, кольца светлых волос и томящее имя - Даная. Подвели. Мрамор плеч из под алого шёлка, браслеты... Так глаза опустив, пред тобой я стояла тем летом.
Ты шкатулку открыл и колье достаёшь из гранатов, отвернувшись, смотрю я куда-то сквозь полог палатки,
- Эй, рабыня, смотри на меня!- кисти в наручах чёрных, гроздь гранатовых бус и вдруг жаркая мысль: «нареченный».
Я пыталась бежать. Первый раз ты догнал меня быстро, и помчались назад на коне мы стремительной рысью, поперёк обхватив твою талию, пурпурный плащ твой, я смотрела в тоске, как на нас надвигается лагерь, было горько и холодно, волосы вились по ветру, но так странно томил твой гранатовый палудаментум, так мне нравился цвет его, ткани струенье и сила... Родилась бы мужчиною, - тоже такой бы носила.
Господин, господин, что за крики на заднем подворье? Это снова поймали в воротах одну из невольниц, привязали к столбу, ходит плётка по коже, как персик, господин, господин, загляни в своё римское сердце.
По плечам иссечённым рассыпалось локонов злато... Он к столбу подбежал, вырвал плеть из руки у солдата:
-Что ты сделала, девушка? Кровь по спине, как порфира...
-Вот и мне багряницу, империя, милый, ссудила...
Усмехаюсь, лохмотьями туники грудь прикрывая, ах, не стой, господин, не смотри так, - ещё я живая.
Запах аромамасел той ночью был душен и сладок, и не кровь будто в жилах струилась, а чёрное пламя, олимпийский ихор*, грозовое желанье слепое, обжигающий хор юных жриц, полный сладостной боли...
Ты смотрел мне в глаза, а казалось, что в самую душу, утром яд припасённый я вылила в тмин за конюшни.

III
Дождь

Ветры, дикие ветры, что мне от судьбы нужно было? Я бежала опять через травы степей голубые, а очнулась в шатре занавешенном тирскою тканью, ты стоял надо мной, - и лицо твоё было, как камень. Непривычной прохладной дышало восточное лето, и шуршал по шатровому пологу дождь наконец-то.
Господин, господин, почему твои очи так мрачны? Почему ты так смотришь, где воинский плащ твой прекрасный?
Звук дождя, и щемящий, и нежный, мне в сердце пролился, я смотрю на него, и мне хочется петь и молиться.
Попросила с рубином кольцо, осеклась на пол слове, неужели теперь закуёшь меня, милый, в колодки?

Он ларец открывает узорный с усмешкой кривою, и подходит, и вместо кольца, подаёт свиток Вольной.

Вмиг весь мир во главе со свободой померк пред глазами,
Как мне жить без тебя, господин, расскажи, я не знаю.

Педаний Диоскорид* – древнегреческий военный врач. Автор одного из самых полных и значительных собраний рецептов лекарственных препаратов, дошедших до наших дней, известных под названием De Materia Medica. Эта работа состоит из пяти книг, и первая из них, над которой возможно сидела героиня стихотворения, называется: «Специи, масла, мази и деревья, а также соки, смолы и фрукты.»

Ихор* - нетленная прозрачная кровь богов в греческой мифологии.