МОЛИТВА УНЫЛОГО
На кровле одинокой птицей
сижу и много дней не сплю.
Я стражду и Тебя молю
ко мне, унылому, склониться.
Как дым, исчезли дни мои,
и сердце, как трава, иссохло.
Как от укуса злой змеи,
оно ослепло и оглохло.
И кости, словно головня,
обожжены, прилипли к плоти.
О, Боже мой! Услышь меня!
Пустыня голос мой проглотит...
В пустыне птица-пеликан
и я, как филин, средь развалин...
Я пепел ем, попав в капкан,
питьё мешаю со слезами...
***
Трудно, получается, дышать,
если избран...
А не избран - вмажем
грамм по сто. Затеплится душа,
холодом пронизанная. Даже
люциферным светом вдруг блеснёт
для сердец безумно одиноких
славы размалёванное око...
А душа? Тихонечко вздохнёт,
умалится и от гор высоких
до низин сердечных снизойдёт...
СВЕТИЛЬНИК СКУДЕЛЬНЫЙ
Недрёманное смотрит Око,
как князь удельный.
И душу вдруг пронзает током -
так, спящей, ей выходит боком
режим постельный.
Свет яркостью слепит жестоко,
чтоб подняла душа высоко
фонарь скудельный.
И зашагала одиноко
во тьме метельной.
ОДИНОЧЕСТВО
Одиночество. Нету отчества.
Безотцовщина. Иль изгнание
из Отечества слов пророческих
и юродивых поругание?
Кто на подвиг такой осмелится?
Дым Отечества горько стелется...
***
И задают высокий тон,
и заставляют восхищаться
стихи, с которыми прощаться,
я не хочу. Поэт - никто.
Всегда один. Пытать излишне:
откуда, из каких глубин
вдруг достаёт его Всевышний...
И дух - высокий, голубин,
нежнее облака над крышей,
хранит поэта. Он любим.