Коварству женщин нет предела, когда у них большая власть.
Их месть жестокая без меры, они в интригах мастера.
И может станется примером, когда в стихах глумятся всласть.
Тех, кто зачислен их врагами, не пощадят, не жди добра.
Владимиру родная бабка, мать Святослава - храбреца,
Жила была такая Хельга и князю Игорю жена.
А дочь ли вещего Олега, с какого значится крыльца,
Никто не ведает и ныне, но в этом не моя вина.
Княгиня то варяжской крови, ей жизнь чужих, - не та цена,
По простоте своей Древляне и знать не знали, что их ждёт.
Всё остальное под завесой, стоит безвременьем стена.
И чем же, думал этот Игорь, что он двойную дань возьмёт?
За незаконные поборы, пришлось вредителя прибить,
А на вдове честного Мала, женить обычаем Древлян.
К вдове посольство снарядили, чтобы по чести всё решить.
Посланцы в яму угодили, несчастным вырыли капкан.
Такая месть была за мужа, она велела всех зарыть,
Зарыть живьём, с ладьёю вместе, чтоб не осталось и следа.
Сама же, к ним гонца послала, знатнее сватов пригласить,
Никто не знает, где споткнётся, какая ждёт его беда.
Топили баньку новым сватам, чтобы с дороги смыли пыль,
Когда коварству нет границы, пожнёт большую жатву смерть.
Валькирия была жестокой и распаляя гнев и пыл,
Огню предать велела баньку и припереть снаружи дверь.
Сожгла, княгиня Хельга сватов, чтобы с сомнений спала тень,
Сама явилась ко Древлянам, как будто с целью мировой.
Но не одна пришла, с дружиной, в столицу их Искоростень,
И объявила про поминки, дабы очиститься, душой.
Как будто тризну справить мужу, так было принято тогда,
К могиле Игоря, не медля, созвали тысячи людей.
Опять поверили Древляне, лилось спиртное, как вода,
Не пили воины княгини, пришельцы жаждали смертей.
Поведал древний летописец, свидетель крови тех времён,
Что иссекли тогда пять тысяч, простых язычников славян.
Но Хельге малым показался уже случившийся урон,
И с малолетним Святославом она пришла добить Древлян.
Год осаждали, нет победы, скалой стоял Искоростень,
Но для коварства нет преграды, оно способно разрушать.
Валькирия явила миру, что месть прошла, как утром тень,
Что только дани из подворий, она желает птицей взять.
Не заподозрили подвоха, несли несчастные дары,
И голубей, и воробьишек, всё, что гнездилось по домам.
А Хельга ночью сотворила сюжет из дьявольской игры,
С горящим на ноге гостинцем вернулись птицы ко дворам.
И запылала вся столица, и ночь была светла, как день,
Таким жестоким геноцидом был этот Игорь отомщён.
Древлян, как племя истребили и сожжёна Искоростень,
Кто осудил княгиню Хельгу, делами кто был возмущён?
Цари шестнадцатого века, видать, за опыт не простой,
Таких в молитвах поминали, варягам то, не до славян.
Явили миру эту Хельгу, равноапостольной святой,
Как будто не было в помине честного племени Древлян.
-
В 16 - том веке княгиня Ольга была объявлена святой равноапостольной,
равной крестителю, как первая на Руси христианка из правящего дома.
Официально Русь крестил ее внук Владимир. Как при таких-то грехах Ольгу
причислили к лику святых? Кровная месть была обычаем, достойным язычника,
но не христианина. А с христианством она стала как бы другим человеком,
с именем – Елена. Летописцы предлагают несколько "оправдательных" идей:
чем тяжелее грех, тем ценнее личный подвиг отречения от него. Образ княгини
трактовался, как пример целомудрия и верности погибшему мужу. А во времена
Ивана Грозного, Ольга явилась олицетворением правительницы, убивающей по
заслугам "цареубийц", не подчинявшихся верховной власти. Она мстила за
смерть супруга до тех пор, пока не уничтожила древлян. В последующие годы,
древляне больше никогда не встречались в исторических летописях.
Неужто в России, чтобы стать святым, надо немерено зарезать народу? Разве не
бред, что Иван Грозный, убивший тысячи людей, почти святой или Петр,
который лично рубил головы? А может "товарищ" по кличке Коба - Сталин,
загнавший миллионы в ГУЛАГ и приказавший расстрелять сотни тысяч невинных?
Ссылаться на времена или нравы, весьма опасно, вспомните, окно - Овертона.
То, что сегодня неприемлемо, завтра может стать обычным делом.