Закончились славно сегодня дневные дороги.
Последний трамвай уезжает, а я снова дома.
Присяду на миг на скамейку в заброшенном сквере,
Послушаю ветер, вдохну в себя звёздное небо.
…Кончается вечер, и небо смиренно темнеет.
Под пасмурным небом средь парка становится страшно.
Предметы снимают свои имена и названья,
И их очертанья от них обретают свободу.
Две чёрные птицы сплетают железные клювы,
Над ними клубится огромное чёрное небо.
Стоит среди сквера семейство фигур деревянных –
Славянская нечисть, смешной бестиарий Орфея.
Безносая баба-яга, богатырь или леший –
Становятся в сумраке злее, мертвее, живее.
Они в темноте скалят мне деревянные зубы,
Сжимают на горле времён деревянные руки.
Зрачки всё чернее, всё злее недвижные лица.
Они наше детство хранят, деревянные боги,
От нас же, от спешки, погонь, суеты бездуховной.
Над пропастью мира восходят отвесные мысли:
В раю дождь идёт снизу вверх, из печальной юдоли.
Там боги играют, то в смерть нисходя, то в бессмертье.
А мы выпадаем из туч нашей боли, и смертью
Зовём этот дождь, орошающий райские нивы.
Мы знаем, что есть в небесах воскресение мёртвых,
Но нам воскресенье живых в этом веке нужнее.
Оно внутри нас, ежечасно и ежемгновенно,
Но только прорваться к нему нам немыслимо трудно.
Я трижды воскрес, но ни разу не умер, как надо,
Поэтому смотрят так зло деревянные боги,
И чёрное пламя небес надо мною клубится
Бездушной, безжизненной, безблагодатною ночью.