Догорела свеча в омертвелой руке,
запоздалое слово воскресло из пепла,
и теперь голоса лет ушедших
дрожат в проводах телефонной сети,
напрасно ища не ответивших в срок адресатов.
За немытым столом по ночам
сидит, улыбается горе цыганским бароном,
наливая в бокалы вино.
В этот раз мы сыграли вничью,
и обоим немым королям
на истёртой доске – шах и мат.
Говорю: «Вот, возьми мой зуб, –
вырываю без боли и крови, -
только близких не тронь, обойди стороной,
не засчитывай прожитый день».
Согласился я горю отдать
свои силы и разум,
а взамен – только сны, только пьяные сны,
где познанье, насилие, время
сквозь меня протекают сухими ветрами,
огибают меня ледяными лучами,
а мой старенький дом снова кажется вечным…
Здесь я сам – безымянный, чужой,
в переездах потерянный сон,
надоевшая песня печали.
… и мой каменный голос ослеп,
но глаза воспевают вечность,
сквозь которую мчится воля-стрела
человека, настигшего бога и дьявола.
Только больше и сверх – вот её устремленье
Только выше, точнее, смертельнее.
Кто же он, этот лучник безумный?
То ли новый владыка вселенной,
то ли юный мятежник и цареубийца –
всё равно!
Мне бы спать, только спать –
всю премудрость людскую я мог бы отдать
за безумие сна без конца и начала,
да не хватит зубов,
не отыщется столько вина…
А его пусть зовёт
белый карлик грядущих побед,
холодное солнце Фауста.
<2013>