Ясный день поглотил фиолетовый сумрак,
Воздух пыльный застыл неподвижной стеной.
Тёмной стала земля, словно крашена умброй,
И густым показался назойливый зной.
Облака в небе сбились и стали ленивы,
Горизонт опустился стальной полосой.
И тугой небосвод, цвета вызревшей сливы,
Почернел и готов был облиться слезой.
Всё затихло. И вот, ярко вспыхнувшей лампой,
Осветила гроза всю округу на миг.
А за ней грянул гром, прогремевший внезапно,
Громким кашлем грудным погудел и затих.
Хлябь открылась и с ней разом крупные капли
Шквалом бурных оваций наполнили слух.
И чесали листву ливня мокрые грабли,
Омывая её, как заботливый друг.
Струи плетью наотмашь хлестали аллеи,
У обочин дорог собираясь в ручьи.
После, слившись в поток, становились смелее,
На пути у преград превращаясь в ключи.
Небо, выплакав грусть, отошло понемногу.
Вот и солнечный луч рыбкой робко блеснул.
От того вдалеке блик упал на дорогу,
Будто горе-рыбак обронил там блесну.
Дождь прошёл и теперь, в наступившем затишье,
Пар густой пеленой поднимался, как дым.
Редкой крупной слезой ещё плакали крыши,
Но седой горизонт был уже голубым.