БалЛада в прошедшем времени

Лаврентьева Ирина
Действующие лица:

; Молодая графиня Анфиска Кузнецова – 22 лет отроду,  богатая, дерзкая, единственная дочь покойного графа Кузнецова, потому избалована мамками-няньками и испорчена светской жизнью при дворе.
; Старая графиня Апаллина Кузнецова – мать Анфиски, 45 лет отроду, надменна, холодна и величественна, как полагается по чину, оставленному ей после смерти мужа, графа Кузнецова.
; Работница дома Кузнецовых, портниха Лада – 18 лет отроду, красивая, кроткая девушка из бедной семьи, черноволосая и розовощекая, живая умом и совестью.
; Гусар Панфилов – 23 лет отроду, знатного роду, черноусый красавец, выбранный старой графиней в мужья своей дочери Анфиски.
; Различные персонажи, рожденные по ходу сюжетной линии, а также все обитатели дома Кузнецовых.


I.

Я помню, был Петром когда-то
Помещик вызван во палаты,
И по весомости причин
Ему был графский дарен чин.

Его графиня Апаллина
Была французской балериной
И его дочка - солнца свет
Уж избалована до нет.

Все знали графа Кузнецова,
Как человека дела – слова,
Но шесть неведомых хвороб
Согнали графа прямо в гроб.

И вот остались в графском доме
Анфиска, мамка да и кроме
Еще прислуга, и швея.
Других людей не помню я.

Ну и, конечно, средь прислуги
Графини младой есть подруги,
Но средь прислуг была и Лада -
Швея. Графиня ей не рада.

То порывает платья в клочья
Заставив Ладу шить их ночью.
То мамке с коробА наврет -
От мамки Ладе попадет.

Но не было в округе той
Портнихи лучше молодой,
И потому, молясь иконе,
Анфиска Ладу терпит в доме.

И вот в один из дней вдова
Анфиске славит двадцать два!
Накрыт гостям фуршет красивый,
Средь них гусар будет Панфилов.

Жених Анфиске, мамке зять.
Красавец он ни дать ни взять!
Анфиска уж с утра пылает
И лишь гусара поджидает.

Его и наша Лада ждет,
Уж схоронилась у ворот.
И обе ждут, когда в оне
Панфилов въедет на коне.


II.

Уж вечереет. В графском доме
Давно собрались на приеме
Все чИны здешние и вот
Гусар явился средь господ.

Всем пожимает важно руки
Панфилов, не скрывая скуки,
И рядом с ним в нарядном плати
Идет Анфиска среди знати.

И отвешая всем поклон
Ведет гусара на балкон.
А под балконом без дыханья
Стоит швея и с замираньем

Она вдруг слышит шорох платий,
И звук сомкнувшихся объятий.
Глаза прикрыв, вступая тихо
В саду укрылася портниха.

Но от гусарских от очей
Она не скрылась средь ночей.
И мягко сняв Анфиску с шеи
Панфилов молвил: «Ротозеи!

Уж проглядели нас вдвоем.
Давай скорее в сад пойдем.
В тени деревьев нас не видно,
А страсть при всех для дев постыдна!»

И величаво сняв ментик
Гусар спустился во цветник.
Анфиска, подавив каприз,
За женихом спустилась вниз.

И вот идут они по саду.
Анфиска рада и не рада -
Молчит гусар и смотрит мимо
Анфиски, в поисках любимой.

«О чем Вы мыслите, Панфилов?» -
Анфиска молвит терпеливо,
«Иль данный батюшке обет -
На мне жениться - Вам во вред?

Хоть мы не царские от роду,
Но очень знатные особы.
Ведь Кузнецовы все графья.
Мы не холопская семья!

Я буду Вам женой надежной,
Для вашей маменьки прилежной
Невесткой доброй стану я.
И будем мы одна семья!»

Ему Анфиска льнет в объятья.
«Кто вам пошил такие платья?»
Он неожиданно спросил,
Анфиску тем до слез смутил.

«При чем тут платья?! О любови
Я говорю Вам! Глухи что ли?!»
И громко топнув каблуком
В слезах она сбежала в дом.

Панфилов не повел и глазом.
Лишь он один остался, сразу:
«Эй, черноокая, ты где?
Позволь мне на тебя глядеть!»

В то время, спрятавшись за тополь,
Портниха услыхала вополь
Анфиски, и теперь она
С гусаром во саду одна.

Прижалась к дереву вздыхая.
«Куда ж ты спряталась, шальная?»
Не унимается гусар.
Любовный Ладу душит жар

И страх, что кто-нибудь узнает,
Что по Панфилову страдает
Она уже давным-давно,
И смотрит на него в окно,

Когда он на коне гнедом
К ее хозяйке едет в дом.
«Как быть? Ведь он еще зовет…
Ах, боже мой, пускай уйдет!»

Еще с полчас бродил по саду
Гусар, ища свою отраду.
Но вот пришла графиня-мать
Гусара к дочке в дом позвать.

И он ушел, смотря чрез плечи.
На сад спустился душный вечер
И в нем, печальных дум полна,
Осталась Ладушка одна.


III.

С утра Анфиска как мегера!
«Уж проглядела кавалера!»
Ей от того еще больней -
«Маман, он мается о ней!»

«О ком он мается, дитятя,
Всего-то он спросил про платье!
Ему б ответила как надо,
Кто тебе сшил сии наряды!»

«И кто мне сшил? Сказать, что Ладка?!
Ей надо палкой для порядка!
И чтоб не смела больше впредь
На жениха маво глядеть!

Дурная девка, идиотка!
Я б ее выпорола плеткой!
Растит косу уж ниже плеч,
Чтобы Панфилова завлечь!

Не смей, маман, смеяться в голос!
Я ей отрежу черный волос!
Похожа будет на мальца!
Клянусь тебе душой отца!»

И затаив на Ладу злобу
Анфиска собралась в дорогу.
К Старухе Черной едет чтоб
Портниху та свела бы в гроб.

«Коней впрягай, Захар унылый!
Как в это доме мне постыло!
Вези меня к Старухе-черни,
Что на другом конце деревни!

Давай быстрей, ты бессердечный,
Я не хочу стоять здесь вечно!
Да запрягай уже скорей
Своих непутных лошадей!»
Они отправились в дорогу.
Графиня-мать вопит тревогу,
Что дочь к колдунье понесло.
Ее боится все село!

«Ах ты, Анфиска, задурила!
Накличешь нам нечисту силу!
И наведешь на нас беду!
Уж я тебе, когда дойду!»

И в чем была, умчалась следом.
Кухарка, стоя над обедом,
Услышав графские раздоры
Пришла подслушать разговоры.

И обомлевши от испуга
Кричит полпьяного супруга:
«Найди мне Ладку! Все! Беда!
Сведут девчонку господа!»

Анфиска в это время мчится
К Старухе Черной, не боится
Своей затеи. И она
Уж вся решимости полна

Изжить швею с белого свету,
Иначе ей покоя нету.
«Гусар Панфилов, я не трушу!
Я за тебя продам и душу!»

И вот за третьим поворотом,
Когда проехали болото,
Стоит уж косый от разрухи
Дом самой Черной той Старухи.

«Захар, снимай меня с повозки!»
Анфиска спрыгнула на доски,
И вот извилистой дорогой
Пошла к развалине убогой.

Захар унылый видит дом,
Себя сенит святым крестом.
«Куда ж, графиня? Не позволю!»
«Ну, не мешай, а то уволю!»

И постучав в дверь пару раз
Анфиска скрылася из глаз.
Когда ж мать подоспела к дочке,
Анфиска вышла к ней с кулечком.

«Все сделано, есть уговор.
Старухи Черной приговор
Меня устроил, даже с лихом.
И в гроб сойдет твоя портниха!»



IV.

Гусар Панфилов жил не скромно,
И дом большой, в алее темной,
Скрывал от любопытных глаз
Его с девицами не раз.

Гусар задумчив и не сносен -
«Что там Матвей? Где его носит?!
Уже состарюсь я пока,
Он донесет сюда пивка!»

Предстал Матвей шальному взору -
«Вот дать б тебе без разговору!
Да не поднимется рука!
Иди, коль добрый я пока!»

Матвей откланялся, и вскоре,
Малой сосед сквозь лаз в заборе,
Пролез, и свой ослабя жар,
Вскричал: «Ты дома, эй, гусар?!»

«Да дома! Дома! Что орати?
Иль помер кто из царской знати,
И ты принес благую весть?
Тогда садись со мною есть!»

Мальчишка, пробежав ступени,
Гусару бросился в колени.
«Ой, не гневись, гусар-храбрец,
Анфиска чокнулась в конец!»

«И что придумала дурная?»
«Она, от ревности сгорая,
К Старухе Черной приезжала,
На Ладку наговор наслала!

Старухе кланялася чтоб
Она свела портниху в гроб!»
Панфилов, волю чувствам дав,
К конюшне бросился с трехглав

И заскочив в седло верхом,
Коня пиная сапогом,
В дом Кузнецовых поскакал,
Моляся, чтоб не опоздал.

Анфиска, Ладу поджидая,
Стоит со свертком и гадает
Какая будет с той беда…
«Надеюсь сдохнет навсегда!»

И вот заходит Лада кротко,
Графиню видит с дивным свертком.
Анфиска, улыбнувшись ей,
Просила подойди скорей.

«Вот в этом свертке Отрез ткани
Из льна, что вырос на Кубани.
Хочу, чтоб мне сошила ты,
Убранство дивной красоты!

Чтоб все дивилися, вздыхали -
Нигде такого не видали! -
А как сошьешь, примерь себе,
Чтоб очень нравилось тебе.

Ну а потом и мой черед
Примерить то к себе придет.
И коль Панфилова смогу
Влюбить, не буду я в долгу.

Ну а сейчас иди и шей.
Сребрата и злата не жалей!
Но ты смотри, не забывай,
Его при мне надеть. Ступай!»


Пошла в свою светелку Лада,
Тропинкой милого ей сада,
И возле двери на скамью
Ношу полОжила свою.

«Что там за ткани? Видно диво…»
Проклятый сверток торопливо
Она открыла и в тот миг
Старухин наговор возник.

Портниха смотрит, что за ткани!
И все плывет перед глазами.
Таких красивых отрезОв
Она не видела с азов!

И спрятавшись в своей избе
Вмиг приложила их к себе,
И закружившись по светлице!
Себя представила царицей

И платье, что сошьет она,
Из столь чудного полотна!
И прежде чем заря взойдет
Сама к гусару в нем пойдет!

Уж Лада принялась за дело,
Когда за гору солнце село.
А в это время наш гусар
Стоял у графского крыльца.

«Анфиска! Отворяй ворота!
Иль всех вас смаяла дремота?!
Стучу уже который раз!
Анфиска! Слышишь мой приказ?!»

Анфиска кликнула Захара:
«Иди, скажи, чтоб я слыхала,
Что все уж спят, мол, жди восход.
Не буду я будить господ!»

Захар к воротом: «Эй, гусар,
Что раскричался? Иль пожар!
Поди уже! Напился что ль?
И дома выспаться изволь!

Не буду я будить господ!
Ты приходи, как день взойдет!
Ишь, раскудахтался средь ночи…
Иди уж, спать хочу, нет мочи!»

Пошел Панфилов вдоль забора.
Лазейку в нем нашел не скоро.
Едва толкнув ее ногой,
Забрался в графский сад густой.

И пробираясь сквозь терновник,
Как мужем пойманный любовник,
Панфилов, ободрав наряды,
Пошел искать светелку Лады.

В одной светелке, что всех краше,
Огонь свечи причудно пляшет,
И освещает сквозь лампаду
Сидящую над платьем Ладу.

Ну вот и кончена работа!
Примерить платье страсть охото!
И ждать не став, когда светает,
Портниха платье одевает.

И чуть успев надеть корсет
Поплыл пред Ладой тусклый свет.
Не отпуская полотна
Упала мертвая она.

Глядит гусар, глазам не верит!
Попасть не может через двери.
С разбегу прыгает в окно!
Но уже поздно… Все одно…


V.

У Кузнецовых в доме тихо.
С тех пор, как померла портниха,
Все от Старухи ждут беды,
Кляня Анфискины труды.

На третий день, а то суббота,
Гроб с Ладой выставлен к воротам.
Уж ратозеев полон двор,
Так им велит церковный вздор.

Анфиске служба режет ухо.
И вдруг глядит она, Старуха!
Колдунья, с чернью на щеках,
С проклятым полотном в руках.

Анфиска, вспомня уговор,
Пустилась с визгом через двор,
Достигнув графского пруда
Споткнулась, и нырком туда.

Сомкнулась ряска над главою
Анфиску потянув с собою,
И солнца свет навек закрылся…
Был уговор, и он случился.

С тех пор над домом Кузнецовых
Проклятье ходит дней суровых.
В нем нет людей, мрачнАя тишь.
И не живет в нем даже мышь…