Огород и геополитика

Юлий Глонин
«…природа словно ликовала вместе со мной. Было девятое мая 1947 года, начиналось самое дивное лето из всех, какие я помню. Сияло солнце, машину овевал легкий ветерок, принося благоухание холмов вокруг – еле уловимое нежное дыхание колокольчиков, первоцветов и фиалок, рассыпанных повсюду в траве и под деревьями».
Джеймс Хэрриот. «И все они – создания природы».

«Советскому солдату посвящаю».
Г. Жуков.

- Нет, да вот уж теперь пора, наконец, регулярно взбодрять свои кондиции, - решил Дядьвитя, выйдя на пенсию, - надо больше движений, необходимо почаще отрываться от телевизора и бегом, бегом с припрыгом пробежки мчать к холодильнику и в туалет. И если при этом непрерывно курить, вдохновенно, взатяжку, то, наверное, убавится лишний вес и живот перестанет самовольно выползать наружу и свисать, сияя оскорбительно розовым, поросячьим самодовольством.
И тут вдруг, внезапно, грянула весна – та волшебная пора, когда все живое, словно ошпаренное пьяным паром, пробуждается от зимней тоски и недоумствования; пора пылких, страстных, нежных и тонких чувств к огороду.
И Дядьвите стало совсем не до пузовых, животных оглядок на трюмо.
Огород надо вскапывать.
И вот – о чудо, чудо! – по мере вскапывания огорода живот у Дядьвити стал стремительно втягиваться, скукоживаться, исчезать, будто прячась от горячих поцелуев расшалившегося солнца. А солнце набирало зрелую силу с каждым новым огородным днем, так что из любой, самой даже ничтожной сорняковой семечки в единый час вырастал буйный зеленый куст.
- Чего же ты, идол деревяшный, вглубь, вглубь копаешь? – изумлялась теща. – Да это и кто ж огород эдак взбучивает?
- А в самом ли деле, мамаша, - невпопад, думая о чем-то своем, отвечал Дядьвитя, - То есть взаправду ли муж ваш покойный не только коня в хозяйстве держал, коня белого, боевого, по кличке Мальчик, но и бричку имел, и у брички той задний борт был железом окованный?
- Да что ж я – врать, что ли, буду? – открестилась теща. – Лжа есть грех.
- Такая бричка называется «тачанка», - авторитетно разъяснил Дядьвитя. – А к тачанке обязательно прилагается пулемет системы «максим». Не иначе он где-то здесь, здесь закопан, на огороде. Будем искать. Это мне передача, эстафета от тестя.
- Да на что ж тебе, дурья башка, пулемет? – испугалась теща. – Вот ведь гадость-то – пули кидать! Упаси Господи!
- Много вы, мамаша, понимаете в геополитике! – усмехнулся Дядьвитя. – Вы, мамаша, прямо как слепая, а Ротшильды науськивают глобалистов, чтоб весь род человеческий извести, да и огороды пожечь. Эти ж заразы, глобалисты, такие, эти не отстанут, войну затеют. А нам их приканчивать, хочешь – не хочешь.
- Сплюнь! Сплюнь через левое плечо! – закричала теща. – Никакой войны, сплюнь на бесовщину! Накаркаешь!
- Как скажете, мамаша, - послушно поплевал Дядьвитя. – А только мне пулемет против Ротшильдовой нечисти нужен. Мне род человеческий жалко.
И, поблескивая на весеннем солнышке потным, стальным рельефом вогнутого живота, под пение птиц и ворчание тещи, с непреклонным рвением перекапывал огород Дядьвитя, все глубже и глубже.