Когда настанет срок, со всех сторон
слетятся птицы памяти — колибри
оливковые, бледные, как сон
послеполуденный, заставший на террасе
за книжкой и бокалом куба либре —
такая отпускная вольность. Ясень
просеет свет, насыплет медяки
на доски пола у плетёных кресел,
и запах яблок, осени, реки
услышится отчётливо и зябко.
Холодной лапкой в пазуху залезет
бессмысленная жалость. И тоска,
предчувствие дождей и листопада
сплетутся в крик, но как их ни кричи,
три Спаса минут... Вот она, Москва —
Казанский, морось, холод, москвичи...
А мне не надо.
Я всё ещё, закутываясь в плед,
играю на террасе в подкидного.
Садится солнце, сонные коровы
бредут домой, и скучно — спасу нет...