Вот говорят:
«Детей мы любим одинаково»,
Но этого не может быть.
Любви не может быть одинаковой,
Пустое об этом говорить.
И сердце за обоих болит,
Но один ласковый и нежный
«Мамуля» слово от рожденья говорит,
А другая, ещё до рожденья,
Уже могла меня убить.
Чего не может она мне простить?
Уверена я, сама она не знает.
Уж не дитя, а мать уже спасают.
В любви рождена
Красавицей она,
Синие глаза, волосы черны как ночь
В нежности и страсти зачата моя дочь.
Медсёстры её целовали,
А матери кормить не давали.
Материнской груди она не знала,
Но ведь и мать от этого страдала.
По коридору шла, дитя искала,
Но только строгий голос услыхала:
Лежать, швы разойдутся
И гибель вам.
Как больно было ей,
Как сердце ей тоска сжимала,
Когда на счастливых матерей смотрела,
А дочь свою ещё не видала.
Как можно понять медицину,
Почему ядом для дочери стала я?
Да лучше б побили, убили,
Чем мне это говорили,
Ведь в таких муках я Наташу рожала,
Что в послеродовой горячке,
Чуть в психушку не попала.
Отец твой, Наташа, - Борис,
Тебя в роддом, а меня в психушку не отдал,
В руках он свою кровь, свою крошку держал,
К сердцу её прижимал, целовал,
А ты кричала, врачам говорил:
Криком своим Наташка маму спасла,
меня разбудила.
И трое решили помочь друг другу,
Замолкла дочь, затихла мать,
Ушли врачи, деды и тётка Лиля.
Один Борис сидит
И столь любимых видит он.
За счастье их решил он жизнь свою отдать.
Сказал отец – «нас трое»
И голову устало на руки опустил.
Вот в жизни как бывает,
Не съедено дитя, жива осталась мать,
Но счастье уж отнято.
Раздор вселён меж ними,
Раздор и спор, обиды, слёзы,
Вовек обречена семья,
За жизнь платить ведь надо.
И чтоб не делала та мать,
Костёр не угасить
И обе будут так страдать,
Но в жизни надо жить,
Любить и помнить имена, до нас что были
До нас страдали, до нас любили,
Собою защищая нас.