Действие происходит зимой 1248-49 года. Князь Александр Невский с боярами едет в Каракорум - столицу татаро-монгол. Во сне в обоз попадает студент из города Краснодара Ларион. За ним присматривает толмач Дока. Ларик в реальной жизни влюблён в девушку Лизу. Она не отвечает взаимностью, потому что верна курсанту лётного училища Александру Невскому. Совпадение имён заставляет Ларика думать о князе Невском...
После «мышиного ужина» толмач больше не брал Лариона с собой, когда отправлялся в чайхану за лепёшками. Вдруг ему станет плохо при виде грязной старушечьей ляжки, на которой она раскатывает тесто? Пусть лучше он не знает всех тайн монгольской национальной кухни, а то греха не оберёшься. Дока и соотечественники точно знали, что молитва и крёстное знамение избавят от напасти, если, к примеру, мышка пробежит по буханке хлеба или сверчок в миску упадёт, или пёс полакает, или лягушка впрыгнет. Ларион же сомневался в чудодейственной силе креста и иногда ложился спать без ужина.
На холодный декабрь пришёлся самый высокогорный и опасный участок пути. Чтобы стойко переносить все трудности нелёгкой поездки, нужно было питаться как можно лучше, но запасы продовольствия почти иссякли, а дрова для костра были на вес золота. Дока покупал у ямского начальника сухой конский навоз и плоские коровьи лепёшки и ворчал:
- Как ни суши, а дерьмо всё-равно вонять будет!
Помёт животных быстро прогорал, так что повар едва успевал сварить кулеш и вскипятить воду для чая. Люди шатались от голода и холода на ледяных ветрах Алтайских перевалов.
В отличие от русских, все конвойные, сопровождавшие обоз, были здоровы телом и крепки духом. На подъёме одна лошадь сломала ногу, и её пришлось зарезать. Монголы сняли мякоть с туши убитого животного и положили сырые куски мяса под свои сёдла. За несколько дней пути они превратились в отбивные, просолились конским потом и были готовы к употреблению. По вечерам поганые уплетали богатое микроэлементами «изысканное кушанье» и запивали прокисшим кобыльим молоком. Их «звериные» желудки принимали любую пищу и питьё. Русские всадники старались держаться от них подальше, потому что вонь стояла на три сажени вокруг.
- Что будем делать, князь? Несколько бояр занемогли, - сказал Дока Александру Невскому на одном затяжном горном перевале.
- Люди мёрзнут на ветру и недоедают. Я велю стряпчему заварить целебные травы. Может, сила новгородской земли спасёт их от простуды и кишечных колик. Будем молиться.
Ни конский щавель, ни кора дуба, ни горький бессмертник, припасённые в дорогу, не помогали. Утром несколько человек не смогли подняться и принять пищу. К вечеру третьего дня два новгородских дружинника отошли в мир иной. Ещё несколько человек из посольства мужественно боролись с болезнью. Каменистая почва в горах глубоко промёрзла. Истощённые и обессиленные люди были не в силах копать могилы своим товарищам.
Монголы разыскали и привели на постоялый двор маленького юркого человечка, увешанного колокольчиками, бубенчиками, лисьими и беличьими хвостами, лапками и ушками. На шее у него были бусы из волчьих клыков, нанизанных на шнурок. Тонкая козлиная шуба была надета на голое тело и подпоясана множеством кожаных ремешков. На поясе висела высохшая волчья голова с пустыми глазницами и огромными жёлтыми клыками на нижней челюсти. К серому меху шубы были привязаны пёстрые ленты с написанными на них молитвами.
- Все выходить из юрта! Урус, собирать валежник! Быстро! Шевелись, пока дух леса вас спасать! Дух смерти близко! Торопись, урус, торопись, - кричал дикий шаман-бурят, и бояре с князем повиновались его напору.
Он велел развести высокий костёр около входа в юрту. Шаман прыгал и приседал, крутился волчком, ударял в бубен, поднимал его высоко над головой и опускал до самой земли. Колокольчики звенели, чтобы разбудить сонные замёрзшие небеса. Ленты шевелились, и ветер уносил с них молитвы прямо в священное Небо, к великому богу Тенгри.
Сам шаман никак не мог войти в транс, чтобы напрямую пообщаться с духом гор и получить от него разрешение на колдовской обряд исцеления больных. Он решил, что дух околел от холода, и стал бегать вокруг костра и прыгать через горящие чурки. Искры попадали на козлиный мех шубы, стало пахнуть палёным, но шаман ничего не замечал. Наконец, после пролития седьмого пота, на него нашло иступлённо-восторженное состояние. Повышенное нервное возбуждение перешло во временное помрачение сознания, и шаман вошёл-таки в транс с помощью самогипноза.
- Прошу исцеления урусов-путников, прошу снять с них хвори и болезни, страдания и боли, - долго и нервно пререкался настойчивый шаман с непреклонным духом гор при помощи гортанных звуков.
Дух устал отнекиваться и, в конце концов, сам велел шаману полечить живых и сложить небольшой мавзолей из камней для покойных и почтить их память. За это дух пожелал через шамана ведро коровьего молока, но его не оказалось. Тогда он согласился на ковш мёда. Шаман сделал немного сладкой воды и щедро окропил каждый камень, перед тем как взять его у подобревшего духа гор.
Всем, кто наблюдал за действиями шамана у костра и за его неподдельным экстазом, передался азарт борьбы человека с духом, и необыкновенным образом тела людей прогрелись до самого мозга костей. Приятное тепло согрело голову и конечности и изгнало все болезни разом из уставших и измождённых путников. Они не чувствовали холодного ветра. Их тела стали лёгкими и умиротворёнными.
Шаман велел всем зайти в гэр и выпить по чарке рисовой водки, принесённой монголами из чайханы за счёт князя.
- Урус мыть руки перед едой, не будет больной, а монгол не мыть руки, а то будет отень больной и бедный, - совершенно серьёзно объявил колдун-знахарь на поминках.
- Объясни, - попросил его Дока.
- Затем? Духи всегда говорят правда.
Шаман вытащил из-за пояса бараний рог и высыпал из него какой-то серый порошок в котёл с кипящей водой. Вода вспенилась, забурлила и стала мутной и тёмно-зелёной.
- Все пить. Кто не пить, тот умирать, - сказал он приказным тоном.
И бояре, и слуги, и дьякон посольства, и толмач, и князь Александр смотрели друг на друга с тревогой и недоумением. Цвет и запах зелья больше походил на яд, чем на исцеляющий напиток.
Дока обратился к шаману, выдвинув свой самый веский аргумент:
- Князь Александр – названный сын хана Батыя и побратим хана Сартака, если мы выпьем и все умрём, Бату-хан тебя убьёт.
- Урус трус, урус умирай, - сказал с обидой в голосе шаман и поспешно вышел из юрты, не забыв прихватить с собой ковш мёда, обещанный духу гор.
- Что будем делать? – спросил Дока князя.
Тёмно-зелёное зелье кипело и булькало в чугунном котле, наполняя юрту едкой вонью кожи ядовитой змеи, сушёного волчьего помёта, старого барсучьего жира, жареных беличьих лапок и незнакомым духом местных горных трав и кореньев. Отвратительный запах щекотал ноздри и вызывал чихание. От густых паров, поднимавшихся над котлом, люди покрылись липким потом. Повар догадался снять котёл с огня и, взяв большую ложку-чумичку, налил немного отвара в пиалу. Он стоял в нерешительности, не зная, кому её вручить. Первым выпил Ларик. На вкус питьё было не таким уж противным, а даже немного сладковатым.
«Или умру, или проснусь, и мои мучения закончатся», - подумал он.
За ним осушил пиалу Дока:
«Если не умру, князь тоже выпьет и останется жив, а если умру, князь не станет пить и останется жив».
Князь взял пиалу, выпил и подумал:
«Шаман не может отравить. Он же лекарь. Подам пример другим. Глядишь, и поправятся».
Бояре пили с мыслью:
«Умрём за князя»!
Ночью все спали необыкновенно крепким сном. Путникам снились миловидные русские красавицы с расплетёнными русыми косами. Они услаждали их взоры белыми прекрасными лицами, а слух нежными сладкозвучными голосами. От их сладостных поцелуев и объятий и бояре, и слуги стонали во сне. К утру все пропотели, как от липового цвета, и проснулись здоровыми и радостными. Не желая признаваться друг другу в исцеляющих сновидениях, они многократно крестились и плевали через левое плечо, отгоняя бесовскую силу, ввергнувшую их в грех ночного прелюбодеяния. Но никакие знамения и покаяния не могли изгладить приятных воспоминаний о чудесной ночи и смущённых улыбок на лицах странников.
Ларик видел во сне красивую и добрую девушку с толстой русой косой, но не Лизу. Она шептала ему слова любви и позволяла обнимать себя и целовать. Он вдыхал мятный запах её пышных шёлковых волос и думал, что его ждут хорошие перемены в жизни.
Князю Александру приснился родной Переяславль, Плещеево озеро, теремок на Ярилиной горе и милая его сердцу, неповторимая и единственная княгинюшка Олександра. Её нежные руки обвивали его шею и не отпускали, её губы целовали заросшие щетиной ланиты, а молодое гибкое тело под тонкой батистовой рубашкой прижималось к его груди. Александр поднял жену на руки и унёс на берег озера под густые и мягкие ивовые ветви, стыдливо склонившиеся к самой воде…
В добром здравии путники спустились с гор и преодолели последний, но не самый лёгкий отрезок пути - Гобийскую пустыню. Дух безлюдной, выжженной солнцем земли был милостив к монголам, которые в первый же день поднесли ему дары в виде нескольких серебряных монет, а заодно и к русским, которые недоумевали, где и как дух пустыни потратит свой личный капитал.