Обернёшься на чёрный снег,
по весне превращённый в жижу.
– Слава, Господи!
Человек
в этот год, как и прежде, выжил.
Перенёс городскую тьму,
леденелой зимы заплатки,
только знаешь ведь, никому
не расскажешь, насколько хватким
был юродивый звук церквей
в небе цвета свинцовой стыни.
Саваоф ты мой, Досифей,
безбород, но уже морщинист.
В направленье уральских гор
гонишь с ветром густую пену,
наливаешь, как кровь, кагор
заломившим тройную цену
за погоду и тем, кто жив,
пятернёй без одной фаланги.
И уходишь в пике,
в отрыв,
голенастый кондовый ангел.