Август. Двадцатые числа.
В этом не больше смысла,
чем в сковороде с глазуньей,
шкворчащей своим безумьем.
"Вчера" отделив от "Завтра",
готовлю обычный завтрак
с обжаренным помидором
и облаком, за которым
такое открыто взору,
что в обморок падать в пору...
Скользит по тарелке вилка,
скрипя в унисон опилкам,
цепляющимся в экстазе
(подобно нейронным связям)
за тающую печально
снежинку, что изначально
отчётлива и графична,
естественна и логична.
Да, Бог с ней! Глазунья просто
шедевр. Сыплю перец острый,
натёртого пармезана,
в горшочке растёт кинза, но -
оставим её в покое!
На ужин. К вину. В жаркое.
Парит, словно планер, вечность -
наивно, легко, беспечно.
Вот только штурвал пилота
пропитан кровью и потом...