СТОЯЛ чудесный (после двадцатых чисел) февраль. Днём на солнце мороз смешной: шесть-восемь градусов, но ночами отметка градусника (я знал) иногда опускалась до двадцати и ниже. Я пошёл на лыжах. Люблю иногда…
Тебе, конечно, сразу школа вспоминается, уроки физры, комок в горле, боль в боку, и ты там весь мокрый, потому что одет не в лыжную форму, а в пальто (тебя взяли с урока математики «как был»), с глазами навыкат и высунутым языком, всё понимаешь, но не можешь слова вымолвить, потому что «сердце колошматит», и надо бежать добрых триста-пятьсот метров… А если впридачу помешанный на лыжах физрук попался, тогда точно: кранты всей школе. А теперь представь себе другое. Например…
«Лыжня шла по границе массивов: чистого, благородного, который лез с ближайшего бугра выше и выше в горы, и «сволочного», который никуда не лез, а потихоньку брёл себе по низинке (по сухим камышовым топям) озера. Из благородных здесь, конечно, были сосенки, но оттого, что их ветки-лапы провисли от снега и создали характерный профиль, сейчас они больше смахивали на ёлки». Вообще, белая (сиречь, зелёная) кость - зашибись!.. Хотя не знаю, почему любовь к ёлкам должна быть сильнее, чем к соснам? Но у нас на Заречье так. «И тот тихий, но очень буйный лес: чёрная ольха, корявая берёза, черёмуха, репейник, какие-то низовые кусты, кочки... Всё переплетено, перекручено так, что шагу не ступи. И тем не менее, зимой (да и летом, вероятно) это тоже смотрится ничего. Всё-таки природа и разное прочее…» Вон в Англии (говорят, что в Лондоне) на крыше одного высотного дома англичане разбили настоящее русское болото, (уж не знаю, как они переместили всё это), но вместе с лягушками, комарами, каракатицами, кочками и прочей живностью и растительностью. И бешеные деньги платят их граждане, чтобы попасть туда, посидеть и, так сказать, насладиться… Вот уж делать им нечего. Платить деньги, чтобы посидеть на болоте. Русскому такое, я думаю, даже и в голову не придёт. Но сейчас сознание людей быстро меняется. Может, скоро кому-то и из русских придёт.
«НЕТ, ничто так не согреет душу зимой в лесу, как сосна, сверкающая на солнце. Обязательно, чтобы сосна была зрелой, чтобы от земли метра на три-четыре имела тёмную бугристую кору со светлыми пупырышками-струйками, а выше – тонкую, золотисто-бронзовую, шелушащуюся от ветра с тёмными и одинокими, остро-торчащими, сухонькими сучками; а вся зелёная, ветвистая, лапистая масса дерева - чтобы там, наверху. Рядом - тонюсенькие подростки-сосенки. Хохолок на голове, тоненькая шейка- стволик и руки-ветви, опущенные под тяжестью снега аж до самой земли. А небо, чтобы голубым-голубым (драгоценным) фоном блистало для каждого дерева…»
Короче, в мире, где («чародейкою-зимою»; из школы, поди, помнишь?..) только ты, твои новенькие лыжи, зимний лес, морозец и скользящий бег, бег, бег. Который, кстати, после десяти-двенадцати км начинает вдруг… нравиться. Больше и больше. А потом привыкание доходит до такой степени, что без него ты уже не можешь, кажется, и существовать. Ты зимой свою жизнь строишь так, чтобы хотя бы раз в одну-две недели, но вынь да положь тебе двадцать-двадцать пять километров дикой лыжни. Да-да, именно дикой. Ведь лыжни, как и животные, бывают домашние и бывают дикие. Не понятно? Дочитаешь до конца - поймёшь. Чтобы через два-три-четыре часа (ну, это уже в зависимости от добровольно принятой дозы лыжного безумия) прибежать домой усталым и мокрым, хоть всего отжимай; и потом ты целую неделю не можешь сидеть в комнате без открытой форточки, без притока свежего морозного духа. Постоянно тешишь своё самолюбие лыжным подвигом – ведь не каждый сможет пройти трассу в несколько десятков километров. Это очень достойное мужское занятие, но бегают и… женщины. Сам видел и не раз. И совсем, кстати, не хвастают этим. Как-то получается у них буднично, без самовыпячивания, ну, чисто по-женски… Наблюдать за ними – одно удовольствие.
Я ПОДОШЕЛ к дороге (в этом месте лыжня пересекала автомобильное шоссе) и встал в раздумье. До этого места я уже несколько раз доходил и высчитал по карте, что пробег на лыжах досюда и обратно составляет, примерно, километров двадцать шесть-двадцать восемь. Но сегодня этого мне было мало. Передо мной (так сказать, в натуре) лежали три разных варианта. Короче, я стоял и думал: то ли вернуться старой -по берегу озера- дорогой, которой пришёл, то ли пойти по правой лыжне, которая тоже вела обратно (я и по ней несколько раз ходил; хорошая лыжная трасса, но шла она глухоманью), то ли перейти шоссе и двинуться вперёд…Но это, конечно, из области фантазий. Ведь там начинался большой марафон!..
На беду ко мне подошёл человек лет пятидесяти в белой шапочке и лыжном костюме, по виду - типичный «марафонец». Ну, из этих…Их ещё у нас в микрорайоне зимой хоть пруд пруди.
«Куда ведёт эта лыжня?» - спросил я его.
«Вокруг озера» - уверенно ответил тот.
«А лыжня хоть нормальная?»
«Да, конечно. Лыжня отличная».
«А сколько это километров?»
«Примерно сорок пять».
Я подумал, подумал… «Может, пройтись хоть немного?.. Хочется, ведь, манит, зараза… Что может произойти со мной там? Ничего».
Короче, я перешёл шоссе и осторожно двинулся по той лыжне. Через какое-то время начался долгий подъём. Где-то на середине горы, мне пришлось даже сойти, чтобы уступить путь другому лыжнику, лихо съезжающему сверху (нижний уступает дорогу верхнему -неписанный закон настоящих лыжников). В общем, гляжу, людишки вроде бы мелькают, ну я и успокоился. «А!..Ерунда!..Дойду». И рванул, как говорится, на всю катушку. А зря, как потом оказалось.
Ладно. Лыжня звала и звала меня вперёд. Откат (обратная отдача) у лыж был просто великолепный. Всё было так здорово. Передо мной в поэтическом беспорядке промелькивали то необозримые белые поляны, то заснеженные сосенки, то тонюсенькие ёлочки, то величественные берёзы и липы, всё это было, естественно, красиво укутано косматым инеем. И вперед несла и несла меня на всех парусах неведомая лыжня.
Так прошёл примерно час сплошного лыжного праздника. «Умотал» я тогда (как мне сейчас кажется) уже на порядочное расстояние: ещё километров на восемнадцать или на двадцать.
А надо сказать, что я крайне недоверчив. И, может быть, поэтому я давно уже настороженно относился к крутым спускам (неизвестно же, что ждёт меня впереди), поэтому я не съезжал лихо (как безрассудно вёл себя порой в присутствии молоденьких женщин и на хорошо знакомой трассе), а спускался все коротенькими отрезками: съеду по видимому участку, остановлюсь, потом - по следующему видимому участку.
Ещё было такое странное ощущение, что мне в спину кто-то упорно глядит. Оглянусь - вроде никого, повернусь – опять глядит… «Волки, что ли?» Ну и ещё кое-что было…Короче, я уже не верил этому благополучному снежному миру. И действительно…
ВРАЗ всё переменилось. Мгновенно. Солнце скрылось за тучами. Повалил хлопьями густой снег. Поднялся ветер. Всё в лесу как-то закружилось и жалобно застонало. Самое страшное – куда-то пропала лыжня.
После очередного спуска она ещё вывела меня на место, сильно развороченное гусеницами тракторов и следами лесовозов. Кругом - сплошь поломанные сучья и ветки деревьев (ну, как лес пилили и собирали, так и бросили всё; у нас же так), а дальше лыжни и вовсе не стало. Я обошёл весь участок, но новой лыжни так и не обнаружил. Призадумался. А ещё бы мне было не призадуматься!..
Вовсю валит снег, дует сильный ветер, и довольно холодно, а на мне только лёгкий лыжный костюм поверх простого трико (даже без свитера), а в кармане – маленькая карамелька. Всё… Что делать? Идти назад – это же добрых тридцать километров только в одну сторону, а в совокупности будет все шестьдесят, если не больше... Для меня это, пожалуй, многовато. (Просто свалюсь, не осилю). Идти вперёд? Но куда? Лыжни-то нет. А на рыхлом снегу нога с надетой лыжиной свободно проваливается до самого паха. Заночевать? Но как? У меня же нет с собой ни спичек, ни тёплых вещей, да и «кус-сать хочется». Вот вляпался, мама родная!..В довершение всего я не мог представить себе (даже примерно), где нахожусь. Места уже несколько часов шли незнакомые. А надеяться на встречу с запоздалым лыжником в такое время и в таких местах было бы чистым безумием. Да и что она могла мне дать, эта встреча?.. Короче, тут уж мне совсем не до мечтаний стало - вона как все обернулось.
МЕНЯ вдруг осенило (а в таких ситуациях, ты знаешь, голова начинает работать как-то по-другому; в обычной жизни вроде дурак дураком, а тут…), что примерно километра за два до этого места вправо ушла неприметная лыжня, которая вела…тоже неизвестно куда, но это был хоть какой-то шанс. Не мог же я, в самом деле, просто сесть в снег и смиренно ожидать своей ледяной смерти.
Я вернулся назад, кое-как разыскал ту лыжню и пошёл уже по ней. Пройдя километров пять, вышел на большое заснеженное поле. После него начинался крутой спуск. Мне всё казалось, что где-то и когда-то я (такой же одинокий) уже шёл по этому белому полю… До сих пор не знаю, почему мне тогда так казалось. Но в тех местах я был первый раз в своей жизни. Я снял лыжи и самое крутое место прошёл пешком, проваливаясь по колено в снег. Потом надел лыжи и стал съезжать отрезками... Внезапно лыжня под прямым углом выехала на дорогу с колеями. Дальше лыжни опять не стало. Вероятно, лесовозы и тракторы ехали здесь прямо по лыжне и всю её растоптали.
Я подумал: «Боже! Какой ты, оказывается, хороший старикан, как ты меня молча вразумил не ехать, а идти пешком, хоть это и было мне позорно». Да, вот так запросто…
Сильно разогнавшись, я бы, конечно, перемахнул через дорогу и покатился кубарем сквозь пни и разный бурелом на самое дно оврага, по которому, вероятно, протекал ручей. Самое противное, что это бы обязательно случилось: спуск был крутым и долгим, и скорость я бы набрал очень и очень приличную. А помощи мне тогда ждать было неоткуда. У меня хорошее воображение, и я мгновенно представил себя там, внизу, с переломанными руками и ногами. Бр!..
«Снег тихо засыпал следы падения... Наступала медленная, холодная смерть. Вот он (снег) уже не таял на его широко открытых глазах, ещё старающихся что-то там, в небе, узреть…»
(Нашли. А я, допустим…как в «Поле чудес», своими приветами весь снежный откос исписал. Тьфу!..Однако.)
«…Прошло время. Два-три месяца. Весной лисицы по кусочкам растаскали белоснежные части его безжизненного тельца, потихоньку и начисто обглодали его сладенькие косточки, и никто потом в подлунном мире так ничего и не узнал о печальной его кончине».
(Хорошо рассказал. Чуть слёзы на снег не закапали).
Я снял лыжи (не до мемуаров) и побежал по дороге. Благо всё время тянулся спуск (примерно 5 %). Это было счастье, что мне попалась без лыжни, правда, но более-менее постоянная дорога. Из своего опыта знаю, что вообще-то плутать в незнакомой горной местности можно до бесконечности… Ты же в горах пойдёшь не через их вершины, а между…И так всё «между да между» и «упорешь» куда угодно. И тебе всё время будет казаться, что ты идёшь правильно. Особенно, если солнца нет. Километра через три (ура!) я снова заметил лыжню. Она шла вдоль того ручья, а ручей наверняка втекал в большое озеро. Оно было где-то рядом. Это чувствовалось. Или мне просто сильно хотелось этого? Опять же в горном лесу (я знаю) постоянно кажется, что впереди маячит просвет.
ПРЕДСТАВЬ моё тогдашнее состояние. Быстро бегу на лыжах (потому что холодно и в лесу заметно темнеет), бегу неизвестно куда, силы, конечно, на исходе, бегу и знаю, что мной в этом отчаянном рывке всё поставлено на кон; если ошибусь, сильно устану, просто сяду отдохнуть (могу потом и не встать), короче, не выйду куда-нибудь в течение часа, то это для меня будет означать одно -смерть (или… «приплыли», как мужики иногда в пивнухе выражаются). Адреналин в кровь мне прямо вёдрами хлестал.
Я бежал по той лыжне минут сорок. И вдруг выехал на знакомое озеро, только с обратной стороны. Слава богу! Вышел…Тут от волнения (когда осознал) сердце моё бешено заколотилось, испарина выступила на лбу и под мышками. (Пришлось минуток на несколько даже остановиться). Но не более…
Успокаиваться было рано. Я знал, что мне предстоит пройти по голому льду (снега на озеро в тот год нападало что-то немного, а в лесу почему-то его было очень даже много) до противоположного «обжитого» берега примерно семь километров, а потом ещё километров шесть по посёлку, по мосту через речку, по микрорайону с многоэтажками, пока доберусь (если смогу, конечно) до своей квартиры.
Я шёл в ботинках без лыж, так было сподручней. Как добрая лошадь в конюшню, я спешил и спешил, убыстряя свой шаг-бег. Вот и большой овеянный легендами остров, покрытый соснами, липами и берёзами. Высокий скалистый берег. Обойдя остров справа, я вдруг увидел на льду рыбака - какого-то старичка, сидящего на рыбацком ящике, в огромном тулупе и шапке, в очках и с красным носом. Но всё равно он мне показался родным и близким...Я даже чуть не подошёл к нему, чтобы спросить про улов. Но из деликатности не стал этого делать. Тем более заметил, как тот недовольно покосился в мою сторону. О! Я его прекрасно понял. «Как же! Одиночество ему подавай. Но всё равно молодец. Пришёл же сюда, чтобы… своим видом меня успокоить». Ну надо же, какие мысли. Полный идиотизм. Но, не поверишь, только ничего другого тогда в мою голову почему-то не полезло.
Через час, уже на той стороне озера, помню, я увидел автобус. Дверь автобуса была открыта, двигатель работал, шофёр ждал пассажиров… Но не было денег, чтобы купить билет. И хоть ноги мои заплетались от усталости, я не мог позволить себе роскошь унижаться перед кондуктором, чтобы тот провез меня даром. (Ни за что!..Иногда я тоже бываю таким фанатичным.) Я гордо поплёлся пешком.
В ПОЛНОЙ ТЕМНОТЕ уже добрался до дома. Открыл ключом дверь… (Хорошо хоть в лесу не потерял). Кот валялся на диване. Тепло, сухо. Всё как обычно. Пришёл, ну и пришёл. Действительно, что может произойти с человеком в наши дни?..
А люди, я знаю, по-разному, конечно, живут. Например, одна одинокая женщина мне рассказывала, что когда она ложилась в больницу, то всегда просила другую (ну, я думаю, деньги ей давала заранее), чтобы та ей раза два в неделю приносила в палату цветы, чтобы другие больные женщины думали…Ну, что это ей поклонник носит. А та, естественно, молчит, никому не говорит от кого цветы, и только загадочно улыбается. Я бы так не смог, хоть давай мне миллион долларов, всё равно бы не смог. Надо, чтобы всё было по-честному. Хотя, женщины…
А еще я люблю, порой, рискнуть…И вовсе не боюсь простыть или ещё как. Поэтому в комнате я первым делом открываю форточку и с наслаждением дышу, пропитываясь хрустящим морозным духом.
Я терпеть не могу, когда всё запланировано, всё благополучненько так…Короче, это были мои самые настоящие мужские прогулки. А рассказать - так никому и не рассказал. Сначала – сильно устал, а потом – забылось.