розовые очки бьются стёклами внутрь –
мрачно.
а снеговые пролёты – как лестницы в переходах:
даже если кто-то тишайший неосмотрительно умер –
никому до того не сотворится заботы –
вы ведь были и есть прозрачны,
ведь у всех от вас самоотводы.
дух этих мест незначим для баловня-мира –
даже будучи в вас – вас не заденут –
статься может.
так в вагоне метро, снулые пассажиры
все имеют сродный оттенок
и напротив согласию друг на друга похожи;
но никого не смогла и не сможет
эта родственность потревожить –
она незрима им всем, она никого не гложет.
вас травмируют участливою тревогой –
чай заварят, с бергамотовым букетом;
вас оближут от пяток до лба, точно велеречивого святого,
вас – такого простого, даже, ручного;
а на торге в субботу, сбудут задаром, словно лорнеты,
ваши секреты,
переврут, вполовину, ваши обеты,
и поимённо составят в шеренгу скелеты;
словно в вас – календаре листа отрывного,
и дюжины чувств не задето;
словно в вас чего-то такого много,
что не знает в них и приметы.