ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
СЦЕНА ВТОРАЯ.
(Спальня Петра I. В углу комнаты висит икона с горящей перед нею лампадой. Возле кровати Петра стоит прикроватный столик, в глубине посередине спальни, между двумя окнами, топится печь-камин, на полке которой стоят песочные часы и черниль-ница с гусиным пером. Возле дальней стены, в полумраке, тускло блестит зеркало. Петр, в ночной длиннополой рубахе, лежит на подушках на кровати, с высоко поднятой спинкой, по пояс накрытый одеялом. Внезапно Пётр просыпается и, озираясь по сторонам, замечает в углу сцены фигуру в чёрном, сидящую в кресле).
ПЁТР I:
(Удивлённо и со страхом.)
Ты кто??? Царя явился извести?
ТЕНЬ:
Я – тень твоя..., а может – отраженье...
ПЁТР I:
(Крестится.)
Мерещится...? Господь, меня прости,
наставь, как отвести мне наважденье.
(Взяв себя в руки, уже властно.)
Откуда сам?
ТЕНЬ:
Из царства я теней,
в котором отраженья обитают
чувств затаённых из прожи'тых дней
и страсти, словно угли остывают.
ПЁТР I:
Да кто ты есть? Кто за тобой грядёт?
Всю жизнь молчал и вдруг разговорился?
ТЕНЬ:
Так ты всегда смотрел на век вперёд,
себя не видя... Так, чего ж, взъярился?
Русь на дыбы поставить торопил,
ломал через колено, словно го'лик ,
сносил уклад и кровью люд кропил,
как карты, из которых сложен домик...
ПЁТР I:
(Вскипая, привстает с кровати.)
Я сам себе судьба и господин,
мне Бог – судья, коль чем-то я прельстился...
ТЕНЬ:
Хоть до'жил, государь, ты до седин,
а всё ж, с небес, как отрок, не спустился...
Что есть и будет – ведано давно,
недаром в мудрой книге говорится,
изведан путь – кому что суждено...
Так стоит ли о бренном суетиться?
Есть время камни с поля собирать,
а есть когда разбрасывать каме'нья,
есть время жить и время – умирать,
ты первое испил, что без сомненья.
Но прежде, чем на небесах предстать,
в грехах своих покаяться пред Богом,
готов ли ты, царём быть перестать
и груз облегчи'ть свой перед дорогой?
ПЕТР I:
(С сомнением.)
Так ты уверен - мой пришёл черёд,
чтоб с Жизнью и со Славою расстаться?
ТЕНЬ:
Нет, Славу, Бог, твою не заберёт,
а что до остального – может статься...
Увы, среди людей бессметных нет,
есть их желанье в это чудо верить,
из мрака мы рождаемся на свет
и мраку вновь должны себя доверить.
(Переворачивает колбу песочных часов, стоящих на полке камина).
Мгновенья лет нам отмеряют срок,
который мы используем для тела
и до души порою нет нам дела…
В стеклянной колбе сыплется песок…
Струится он бесшумно, как змея,
ложатся горкой мелкие песчинки
и проступают на лице морщинки,
как призраки законов бытия.
Мы верим, что песок неистощим,
как будто он принадлежит пустыне,
и будет литься присно , как и ныне,
и бесконечным будет нам одним.
В стеклянной колбе сыплется песок,
минует юность, молодость и зрелость,
наступит миг, когда отступит смелость
и старость вдруг воспримут, как порок.
Как жаль, нельзя слабеющей рукой,
часов песчаных колбу вновь наполнить,
своё предназначение исполнить,
песок наполнив влагой дождевой…
Да, смертны всё и ты, и тень твоя,
так стоит ли химерой обольщаться,
в себе надежду глупую тая,
быть на престоле вечно, обещаться?
ПЕТР I:
Да, ты не тень, ты просто – Вельзевул,
с которым я всю жизнь свою сражаюсь...
ТЕНЬ:
Ты, царь, в зерцало лучше бы взглянул
там я в тебе, как правда, отражаюсь...
ПЕТР I:
(Подходит к зеркалу и напряжённо всматривается в него).
Я – зеркало, и сам в себя смотрюсь,
и вижу то, что могут не увидеть,
как ненависть свою же сам боюсь
и как могу любить и ненавидеть.
Мы в зеркале, как братья-близнецы
с тобою вместе мы считаем трупы,
зализывая раны и рубцы,
с души пытаясь корки снять, как струпы.
Как справедливы древние жрецы,
дары богам, не принося без крови,
бесплодна власть, когда исход бескровен,
как скучный шаг в манеже под уздцы.
Ты – зеркало и я в тебя смотрюсь,
и вижу то, что никому не видно,
как близким быть обманутым обидно
и как свою я ненависть боюсь...
Боль наполняет злостью желваки,
снять с отраженья хочется мне кожу
и здравому рассудку вопреки,
своё отображенье уничтожу.
В лицо кулак… Пусть сгинет мой двойник...
(Разбивает зеркало и смотрит на свою окровавленную руку.)
Рука в крови и зеркало разбилось...
(Платком отирает кисть от крови).
(Отстранённо.)
Осколок, будто, в сердце мне проник,
а мне казалось, вроде всё, забылось...
ТЕНЬ:
Эх, государь, да разве жизнь забыть,
покуда жив, день каждый будешь помнить...
Вопрос извечный – быть или не быть,
готов ли ты судьбу свою исполнить?
Что власть тебе и этот зыбкий трон,
зачем цеплять рукой, что ускользает
и издавать невыносимый стон,
который окружающих терзает?
ПЕТР I:
Лишь для лукавых власть - бесплатный стол,
где можно жрать бессовестно в три горла,
своей персоной радуя престол,
да, так, чтоб от восторга сердце спёрло.
Нет, братец, власть, она – тяжёлый крест
для тех, кто Богом на престол помазан,
он должен избегать доходных мест
и лишь Державе тот служить обязан.
Кто божий крест в себе не понесёт
и о России в суете забудет,
тот в лихолетье трон свой не спасёт...
ТЕНЬ:
Ты – угадал, пожалуй, так и будет...
ПЁТР I:
Да, неужели, всё же, сгинет род
и нет надежд, что будущее скрасит?
ТЕНЬ:
Придёт пора упадка и невзгод,
и кровь царей все алтари раскрасит...
ПЁТР I:
Так значит всё - напрасная тщета
и зря для государства я старался?
Лишится Русь надежды, как щита,
чтоб враг любой её иметь пытался?
ТЕНЬ:
Ждёшь комплиментов? Делу ты внимал,
как верный пёс, что попусту не лает,
но дров немало, всё же, наломал...
ПЁТР I:
(Запальчиво.)
А как без дров, когда огонь пылает?
Да, я народ налогом обложил,
но весь доход, который собирался,
я не в кошель свой личный положил,
не к выгоде своей нуждой старался.
Я строил флот, чтоб был он царь морей,
а не пустой нептуновой забавой,
чтоб паруса и пушки кораблей
везде Россию славили по праву.
ТЕНЬ:
А веру для чего ты стал хулить,
со всех церквей колокола снимая?
ПЁТР I:
Так пушки из чего прикажешь лить?
Викторию без них я не поймаю...
Без пушек век победы не видать,
пусть веру почитают и без звона,
вот и пришлось колокола снимать
так, чтоб врагам не отдавать знамёна...
ТЕНЬ:
Пошто Собором пьяным век свой тщил
и рьяно в скоморохи записался?
ПЁТР I:
(Задумывается и утвердительно кивает головой.)
Твоя взяла – чуток переборщил,
видать за зайцем не за тем погнался.
(Иронично.)
Героя проверяют не в строю,
где колесом он грудь держать умеет...
Какая польза от него в бою,
когда в застолье штоф не одолеет?
А коль всерьёз, то надоел мне двор
бояр чванливых и душой кургузых,
вот то ли наш Всепья'нейший собор,
честнейший и чистейший из союзов.
Соратники не прячутся во тьме
и смут исподтишка не замышляют...
ТЕНЬ:
(Продолжает речь Петра.)
И всё, что есть у трезвых на уме,
то рано или поздно проболтают...
Коль рьяно начал ты уклад кроить,
видать всерьёз за трон свой опасался...
Хотел бояр гульбою усмирить...?
А может ты от совести спасался?
ПЁТР I:
(Вставая с постели, гневается.)
Ты, это мне, о совести, двойник?
Так, я же для Отечества старался,
оно, как в зной, спасительный родник,
который по наследству мне достался!
(Голос срывается от гнева.)
По совести моей ты затужил...?
Да, как ты смеешь над царём глумиться?
Всю жизнь свою я государством жил,
не забывая, Богу, помолиться...
ТЕНЬ:
А что ж, Мазепе Кочубея сдал?
ПЁТР I:
(Отводит глаза, крестится.)
Попутал бес, прости меня Всевышний...
ТЕНЬ:
Уж, коль себя и здесь ты оправдал,
признания дальнейшие излишни...
ПЁТР I:
Опять Мазепа... Господи, прости,
я слышать не хочу Иуды имя...
ТЕНЬ:
Нет, должен ты, грехи свои нести
и надрываться по дороге ими.
Пошто народу столько погубил
в походах, на строительствах, в болотах?
Да..., ты окно в Европу прорубил,
но разве образ ярче стал в киотах?
ПЁТР I:
Эх, тень моя, ну, как же ты глупа,
неужто и самой не догадаться?
Я – власть! А власть на щедрости скупа,
мной государству надобно рождаться...
Не может царь о каждом горевать,
когда война снимает урожаи,
мне надобно Россию поднимать,
а бабы новых во'ев нарожают.
Дашь слабину, начнёшь других жалеть,
и рухнет трон - все почитают силу,
хоть мёд хорош, но, всё же, лучше плеть
и страх, которым веет от могилы.
Я – пастырь всем, вокруг овец толпа,
которым надо лишь повиновенье,
не разглядеть иных, ведь власть – слепа,
таков закон и нет другого мненья.
ТЕНЬ:
Не спорю, что на царстве много дел,
чтоб удержать державу и корону,
но как ты сына сам не разглядел -
наследника по праву и закону?
ПЁТР I:
Не мог к нему я милосердным быть,
ведь самодержец чувствам не хозяин...
ТЕНЬ:
Тебе свой грех молитвами не смыть,
на шаг такой сподобился лишь Каин...
Ведь ты ж его обманом заманил,
чтоб в каземате пыточном изведать
и втихаря наследника казнил,
не дав перед кончиной исповедать.
ПЁТР I:
Мой первенец опорой мне не стал,
ленив был к управленью государством,
сыновьим прилежаньем не блистал,
себя искал в обиженном боярстве.
Свои обиды на'чал подстрекать,
чтоб изловчившись, да на трон взобраться...
Зачем же мне такому потакать,
к измене сердобольным притворяться?
ТЕНЬ:
Но как ты мог, ведь это же твой сын,
царевич – не холоп, не смерд безродный?
ПЁТР I:
Вот был бы нищим и ходил босы'м,
не угодил бы в каземат холодный...
Престол на состраданье скуп и строг,
кто бредит властью – должен расплатиться...
пусть Бог простит – иначе я не мог
державным интересом поступиться.
ТЕНЬ:
Ты сына кровь, как ярый волк лакал 10
и кто теперь твою спасёт корону? 11
Рукой кровавой ты судьбу ласкал... 10
Тебе не страшно, царь, крестить икону? 11
ПЁТР I:
Да, страшно мне сегодня умирать,
с надеждой шаткой в то, что мне простится,
с кем спать ложиться мог я выбирать...
С наследником нельзя мне ошибиться...
ТЕНЬ:
А ты, монарх, кого-нибудь любил,
чтоб с жизнью, ради чувства, распрощаться?
Или ты горд, что свеев в прах разбил,
а прочим и не стоит обольщаться?
Детей, святых и любящих душой,
не оскорбляют ложью и наветом,
не вводят в грех ни малый, ни большой,
и лицемерных не дают обетов.
Не презирают за смиренный нрав
и за наивность веры, и смятенье,
но в жертву себялюбие избрав,
смиряют для других сердцебиенье.
ПЁТР I:
(Задумчиво.)
Любил ли я? Вот каверзный вопрос...
Мне любы с детства Марсовы потехи,
едва из чада в о'троки подрос,
как возмечтал на грудь надеть доспехи.
А женщины? Какой от них покой?
Они, как для мыша' – кусочек сыра...
(Задумывается, вспоминая.)
В грехе признаюсь, есть за мной такой:
любил душой, лишь дочку Кантемира .
Любовь мужчины зрелого терпка',
как запах листьев в октябре в аллеях,
как небо, где застыли облака,
о запоздалом чувстве сожалея.
Судьбу решил рассечь я поперёк:
мой грех под старость, радость и услада,
как, жаль, что плод я наш не уберёг,
лишив себя заслуженной награды.
ТЕНЬ:
Не каются в грехах лишь по нужде,
молясь гордыне, не согнув колени,
а тех, кто чужд обману и вражде,
не делают подобием мишени.
Не гонят по страданиям босы'х
и за проступки не коря'т облыжно,
не покрывают местью мостовых,
швыряясь в спину злобою булыжной.
Детей, святых и тех, кто любит, прочь
не выгоняют, сердцем отвергая,
в цвет чёрный день не красят, словно ночь,
для выгоды душе не изменяют.
Не делят на здоровых и больных,
и прибыль от любви не ловят в сети…
Душой похожи дети на святых,
а те, кто любит – вылитые дети…..
ПЁТР I:
О чём, ты, тень..., наследников ведь нет,
пожалуй, внуку я престол доверю,
пусть за державу держит он ответ...
Жаль, что юнец, но остальным - не верю...
Все смерть мою, как будто праздник ждут,
мешаю, словно тряпка возле входа,
но видимость приличия блюдут,
ждут не дождутся моего ухода.
ТЕНЬ:
Да полно, царь, на жизнь тебе роптать,
ведь трон не пуст и есть императрица...
ПЁТР I:
(Гневаясь.)
Ты промах мой надумал вспоминать,
что я надел корону на блудницу?
Нет..., Катерине блуда не прощу,
чуть оклемаюсь - в монастырь отправлю,
за грех с неё по строгости взыщу
и бабью прыть ей разом поубавлю.
(Как бы утверждаясь в своих мыслях.)
Нет! Нет и нет!... Кто предал – тот изгой
и по-другому быть уже не может,
а тот, кто душу растоптал ногой,
пусть, словно пёс безродный кости гложет...
(Устало присаживается на кровать.)
Свидетель Бог – смертельно я устал,
внутри, как будто, что-то оборвалось,
Чем дальше жить? Час истины настал,
когда в друзьях надежды не осталось...
Все во'ры – их ничем не изменить,
сподвижники и те, коры'стью жили...
ТЕНЬ:
(Простодушно.)
Так, государь, их надобно казнить,
чтоб аппетит другие усмирили...
ПЁТР I:
О чём ты, тень...? (недоумённо) Как будто не моя...
Казню я всех и с кем, потом, останусь?
Где взять других, скажи мне, не тая,
когда я с казнокрадами расстанусь?
С кем государством буду управлять,
c кухарками и голытьбой немытой?
Чины получат и начнут гулять,
пока не подерутся у корыта.
Чиновник завсегда халяве рад,
лишь дай ему в казну засунуть рыло,
ни плаха не страшна ему, ни ад,
куёт гешефт , пока имеет силу.
Вот так-то, брат, нерадостен итог,
наследство мне ордынское досталось:
пока ты чин, пусть маленький, ты - бог,
бери, что можешь, чтоб другим икалось.
Вот потому, от кротости до смут,
живёт народ и с властью хитро ладит:
или рубаху на груди порвут,
или злотворца вилами осадит.
Одно успокоенье – нет солдат
в бою отважней, чем российский воин:
не существует для него преград,
никто другой победы не достоин.
Пока он есть – Русь подвигом живёт,
пусть для Европы – притча во языцах,
нет крепостей, что русский не возьмёт
и там пройдёт, где лишь летают птицы.
ТЕНЬ:
Но государь, солдат - не есть престол,
пошто же им, так долго, любоваться?
Не стоит дёргать юность за подол
и прежним опьяненьем упиваться...
ПЁТР I:
Не в троне смысл, а в государстве суть,
чтоб не было прещенья и печали,
а свежий ветер в паруса вдохнуть...
(Обессилено падает на подушки.)
Устал я, тень, уж, лучше мы молчали...
Всё... Хватит душу всуе ворошить,
быть может завтра день придёт последний,
дай сном мне боль на время заглушить...
Пусть смерть свой час ждёт в комнате соседней...
ТЕНЬ:
Ну, что ж, не буду боле утомлять,
вдруг завтра, вправду, будет день рубежным,
скажу одно – ты можешь удивлять
века своим призванием мятежным.
Хвала тебе - ты власть не смаковал,
не наслаждался, как султан гаремом,
наживе спать на троне не давал,
престол не делал для себя Эдемом.
Не за своё, быть может, я берусь,
но всё-таки, тебе признаюсь честно:
мужей подобных не знавала Русь...
И будут ли ещё – кому известно...?
ПЁТР I:
Ты – льстец, однако... Я не ожидал
дождаться похвалы себе от тени,
но, всё же, прав – кто верил, тот страдал,
хоть не стирал молитвами коленей.
Позволь тебя мне напослед обнять,
когда ещё нам вместе быть придётся?
ты лишь один смог боль мою понять,
и пусть судьба над нами посмеётся...
ТЕНЬ:
(Решительно отстраняясь.)
Нет, нет... нельзя - прервётся жизни нить,
ведь тень живому телу угождает,
успенье может нас соединить
в одно из двух, но смертью награждая...
Спи, государь, пока мы есть вдвоём
и не мешают нам другие люди...
Давай хоть ночь у смерти украдём,
а время жизнь твою потом рассудит...
КОНЕЦ СЦЕНЫ.
ЗАНАВЕС.
____________________________________
голик (старорусс.) – веник без листьев.
присно (старослав.) – всегда, постоянно.
штоф (мера объёма на Руси) – 1,2 литра.
Кочубей Василий – преданный Петру I генеральный писарь и судья Войска Запорожского, сообщивший Петру о готовившейся измене Мазепы. Выдан Петром I Мазепе, который казнил Кочубея по обвинению, якобы, в ложном доносе.
вои (старослав.) – воины.
свеи – шведы, шведское войско Карла XII.
Марсова потеха – война, боевые действия.
Мария Кантемир - фаворитка Петра I, дочь молдавского князя Д. Кантемира, незадолго до смерти Петра I, преждевременно разрешившаяся недоношенным младенцем.
внук – младший Пётр, сын царевича Алексея Петровича, старшего сына Петра I.
гешефт (нем.) – прибыль, извлечение личной выгоды в деле, требующем бескорыстия; неразборчивая нажива, коммерческое дело, основанное на спекуляции или на обмане.
прещение (старослав.) – угроза.
всуе (старослав.) – напрасно.