ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ
СЦЕНА ПЕРВАЯ
(Спальня Петра I. В углу комнаты висит икона с горящей перед нею лампадой. Возле кровати Петра стоит прикроватный столик, а в глубине спальни, посередине, между двумя окнами, топится печь-камин, на полке которой стоят большие песочные часы, массивная чернильница с гусиным пером и канделябр с зажжёнными свечами. Пётр полулежит в постели с закрытыми глазами, у его изголовья стоит ТЕНЬ).
ПЁТР I:
(В полубреду, разговаривает сам с собой.)
Я смог боярский дух перебороть,
Державу в силе оставляю внуку
ему в наследство...
(Стонет.)
Смилуйся, Господь,
когда же прекратишь ты эту муку?...
Жгут чрево болью изнутри угли',
как будто печь свою зажгли там черти...
Кто скажет мне – готовы корабли,
идти к Мадагаскару за бессмертьем?
Там солнце целый год и нет зимы...,
(С горечью в голосе.)
но я-то не могу престол оставить,
мне власть, как жизнь, Творцом даны взаймы,
чтоб мог Россию делом я прославить…
ТЕНЬ:
Не стоит о несбыточном мечтать,
где был рождён, так там и пригодился,
тебе опорой - божья благодать
в заслугу, что собой не возгордился.
(В сторону, про себя, сожалея.)
Он был и есть, не худшим из царей,
когда такой ещё в миру' найдётся...
ПЁТР I:
(Корчась от боли, кричит в сторону двери.)
Бумагу и перо...! Да поскорей...!
(Про себя.)
Предчувствую, как смерть ко мне крадётся...
(За окном слышится топот ног, строевые команды и барабанная дробь).
Что там за шум, как будто вороньё,
со всей округи на погост собралось…?
Слух разнесли, что умер? Нет, враньё…,
Я - царь ещё… Напрасно ложь старалась…
Кто выстроил полки, как на парад,
на барабаны сыплют, словно дробью?
Как видно, поглумиться кто-то рад,
салютовать торопится надгробью…
ТЕНЬ:
Гвардейским войском окружён дворец,
в покои неугодных не пускают…
Видать для всех ты, больше, не жилец,
когда такое дело затевают…
ПЁТР I:
(Гневаясь.)
Да это бунт!... Лишь стоило мне слечь,
лицо моих сподвижников открылось,
чтоб выгоду свою и здесь извлечь,
готовы смерть мою принять, как милость.
Не терпится мышам свезти кота
на кладбище, где место всем найдётся,
плут покрывает хитрости плута,
в казну им руку запустить неймётся.
Воруют все…, кругом одно ворьё,
воруют губернаторы и судьи,
и прокуроры, словно вороньё,
поживой бредят в праздники и будни…
(Обращаясь к своей ТЕНИ.)
Так с кем же мне Россию поднимать
из косности, замшелости и лени?...
(С сожалением.)
Один - я, ТЕНЬ, пора мне умирать…
ТЕНЬ:
(В сторону.)
Других, похоже, быть не может мнений…
(Петру.)
Ты прав, мой государь, как никогда,
пусть совесть о содеянном не тужит,
нельзя построить дом, коль нет стыда
у тех, кто лишь за деньги трону служит…
(В спальню входят Екатерина и Меньшиков, за ними - секретарь Макаров).
Екатерина:
Как чувствует себя наш государь,
нашли ли доктора на хворь управу?
Все силы возложил ты на алтарь,
как жертву для могущества Державы...
ПЁТР I:
(Удручённо и с ехидцей.)
Да ты ещё пусти на грудь слезу,
чтоб я душой в твои поверил чувства...
(Сожалея, сам себе.)
Вот надоумил чёрт пустить козу
на огород, где вызрела капуста...
(Вопросительно-иронично.)
Мечтаешь возвести себя на трон,
небось казну уже приворожила?
Так недосу'г терпеть до похорон,
что весь дворец войсками окружила...?
Екатерина:
Тебе бы свой рассудок остудить,
ты болен, Пётр, гнетут тебя виденья...
ПЁТР I:
(Надрывно кашляет.)
Не стоит зельем лжи меня поить
и утверждать, что у меня затменье...
Меньшиков:
Окстись, Пётр Алексеевич, покой
тебе необходим... Помилуй нервы...
ПЁТР I:
(Гневно.)
А что ж, я слышу барабанный бой?
Войска проводят у дворца маневры?
(Задыхаясь от возмущенья, Меньшикову.)
Бесстыже врёшь, от совести устал,
хоро'м настроил каменных без счёта,
а я тебе всю душу доверял,
не обижал наградой и почётом…
Меньшиков:
(Наглея.)
Да, полно, Государь-то, возводить
напраслину, я был тебе опорой...
ПЁТР I:
(Перебивает Меньшикова.)
Вот именно, что был... Не возродить,
былого духа праздным разговором.
Теперь же откровенья час настал,
чтоб осушить двуличия болота
и тот кого, я другом почитал,
замыслил стать душой переворота?
Чуть занедужил, встали под ружьё,
пошла на власть, как на волков, охота,
всё посекут, останется жнивьё,
а чтобы сеять, так не их забота.
За тридцать лет я сделал всё, что смог,
чтоб быть не захолустьем, а Державой
могла Россия, как велел ей Бог,
пускай путём тернистым и кровавым.
(Возмущённо привстав с постели.)
Постыло видеть бестий и плутов,
грустящих скорбью показной на тризне,
надев одежды преданных шутов,
но тешащихся радостями жизни.
Льют через край заботливый елей,
смывают грим фальшивыми слезами,
сжигают честь, как пух от тополей
и ложь возносят в культ под образами.
Знаком вам грех - что можно, что нельзя,
но выгода сильнее благородства,
торгуют пешку, выдав за ферзя,
и красоту меняют на уродство.
Бесстыже извиваются во лжи
потомки незабытого Иуды,
в которых малодушно страх дрожит
и рвутся от двуличия сосуды...
(Меньшиков стоит, потупив глаза, слушая отповедь Петра).
ПЁТР I:
(Устав от своей речи, падает на подушки.)
Всё, Алексашка, с глаз пойди долой,
звезда твоей удачи закатилась,
парик посыпь не пеплом, а золой,
душа твоя наживой отравилась...
Ты дни свои закончишь, как босяк,
не во дворце, а где-то в захолустье,
надев на совесть шутовско'й колпак,
приют с ней обретёшь в великой грусти...
Меньшиков:
(Смущённо и неуверенно.)
Мин херц, побойся Бога... Что речёшь,
вчиняя обвиненья мне дурные?...
ПЁТР I:
Ты?... Мне?... О Боге?... И с него возьмёшь,
как брал свои, привычно, отступные...
(Устало машет рукой.)
Все уходите прочь, мне не до вас,
пусть лишь Макаров рядом остаётся...
(Екатерина и Меньшиков уходят).
(Пётр указывает рукой на Макарова.)
Тебе писать со слов моих указ
и завещанье..., если вдруг придётся...
(Привставая с подушек, обращается к ТЕНИ).
Когда-то был для всех я - господин,
самодержавной глыбой, монолитом,
но даже и тогда я был один,
как и сейчас – лишь Богом не забытым.
Нет, не под силу скипетр мне держать,
ослабли от забот державных руки,
чему бывать, того не избежать,
не миновать и нам с тобой разлуки...
ТЕНЬ:
Смерть постучала в царские врата
и не дождавшись то, что ей откроют,
решила предъявить свои счета,
тому, кого навечно са'ван скроет...
(Задумчиво удивляясь.)
Каким же духом надо обладать,
чтоб уходя себе не лицемерить?...
Успел бы трон во благо передать,
а после душу можно Богу вверить...
ПЁТР I:
(Решительно, Макарову.)
Пиши указ - амнистию даю
всем, окромя, убийц и душегубов,
пусть милость знают божью и мою,
пока свободу изрекают губы...
Всех остальных – с прилежностью казнить,
участников убийства и бунтарства,
любителей поживы упредить,
не воровать казну у государства...
ТЕНЬ:
(Про себя.)
Исполнил всё, что должен государь,
собо'роваться время наступило,
возлечь судьбе на жертвенный алтарь
и погасить померкшее светило...
ПЁТР I:
(Глухо стонет, привставая с постели.)
Эй, денщики, зовите мне попа',
пока я жив и есть во мне дыханье,
чтоб не бродила слухами толпа,
как будто умер царь без покаянья.
(Из соседней комнаты появляется священник, он молится на икону в углу спальни
и склоняется в поклоне. Следом за ним входят два монаха, которые вносят
священные сосуды для причастия и собо'рования).
ПЁТР I:
(Иронично и обречённо.)
А ты, как видно, бодрствуешь с утра,
неужто, кто тебя не спать заставил
и не прогнали часом со двора,
нарушив мой приказ и волю правил?
Ну, здравствуй, черноризник, здравствуй, поп,
ты, верно, отпустить грехи мне сможешь,
давай скорей, молитвенный холоп...
Ну, что ж, ты мне медле'ньем душу гложешь?
Священник:
Читал ли Покаянный, ты, канон,
казнился за грехи свои молитвой?
ПЁТР I:
Да..., но в душе моей - Армагеддон
и страх, что ведом многим перед битвой.
(Священник складывает руки Петра на груди крестом и читает молитву).
«Низпосли Духа Твоего Святаго на ны и на предлежащия Дары сия, и сотвори убо хлеб
сей честное Тело Христа Твоего; а еже в Чаши сей, честную Кровь Христа Твоего,
преложив Духом Твоим Святым. Аминь.»
(Крестится, зачерпывает из потира ложкой просфору, пропитанную вином и кормит
ею Петра).
ПЁТР I:
Давно меня никто не пречищал...
Добавь вина..., чтоб быть поближе к Богу...
Священник:
Не богохульствуй, царь..., Бог обещал,
что тот, кто верит - обретёт дорогу.
Шутом не будь на собственном пиру,
к себе не примеряй чужой одежды
и не играй с душой своей в игру,
лишая на бессмертие надежды.
Пусть погрузи'тся всё вокруг во тьму,
под стук копыт нагрянут легионы,
но верен будь лишь Богу одному,
который свет являет миллионам.
(Затем произносит над Петром причастную молитву).
«Верую, Господи, и исповедаю, яко Ты еси воистину Христос, Сын Бога живаго…»
ПЁТР I:
(Крестится.)
Надеждой в вечность душу окропи
и освети тропинку в Божье царство,
от страха, Отче, дух мой укрепи
и дай мне от неверия лекарство.
(Священник открывает Евангелие и читает молитву «Отче наш»).
Священник:
«Отче наш, Иже еси; на небесе;х!
Да святи;тся имя Твое;,
да прии;дет Ца;рствие Твое,
да будет воля Твоя,
я;ко на небеси; и на земли;.
Хлеб наш насу;щный даждь нам днесь;
и оста;ви нам до;лги наша,
я;коже и мы оставля;ем должнико;м нашим;
и не введи; нас во искушение,
но изба;ви нас от лука;ваго.
Ибо Твое есть Царство и сила, и слава вовеки.
Аминь.»
ПЁТР I:
(Учащенно дыша, привстаёт с постели.)
Нет, сам хочу молитву я прочесть,
и не каноном тщась, а как желаю,
с Отцом поговорить – сочту за честь,
коль в дальний путь себя я отправляю...
(Задыхаясь от волненья, что не успеет дочитать до конца).
Господи наш, Иисусе Христос,
жажду, как чадо, к тебе обратиться,
не задавать о бессмертье вопрос,
славе Твоей и Тебе помолиться.
В грешном душою тебе признаться,
без челобитных и слёз о здоровье,
сильным и мудрым - не притворяться,
сердцем к Тебе прикоснуться сыновьим.
Жизнь, словно по'дать, мытари - тати,
очередь к трону, толканье локтями…
Дай мне глоток твоей благодати
и награди мои губы словами:
Отче наш, Боже, Ты - вездесущий,
внеже , как жизнь и её оправданье,
в Царстве небесном вечно живущий,
всех наделяя своим состраданьем.
С первого дня и во веки веков
имя сияет Твоё и святи'тся
отчей любовью прощенья грехов,
светлой надеждой, чтоб вновь возродиться.
Царство, Твоё, пусть придёт на века,
в душах любовью Твоей причастится
и покарает зло божья рука
или в любви это зло растворится.
Веру, как хлеба насущего дай,
но не того, что жуем мы усердно,
а для души, чтобы виделся рай
и поддержи в трудный час милосердно...
Отче, прости прегрешения мне,
волей свершённые или неволей,
чтобы душа не горела в огне,
и не скорбела по телу в юдоли.
Если был должен, то долг мне оставь,
так же, как я должникам оставляю,
и от лукавого, Боже, избавь,
тех, кого я на престол представляю...
Не испытай меня искушеньем
веры в Тебя, что была мне наградой,
мне отпусти мои прегрешенья
и посули в час последний быть рядом.
Верю, что Царство Небесное есть,
сила и слава Твоя есть вовеки,
да будет со мной Откровения весть,
жить без которой нельзя человеку.
Отче, молитву во тьму не отринь,
веру прими мою сердцем безбрежным,
силы мне дай и меня не покинь
в миг, когда дух отлетит мой мятежный...
АМИНЬ….
Священник:
(Крестится.)
«Многомилостиве Господи, помилуй и исцели страждущего раба Твоего Петра...
и услыши, Господи, нас грешных и молящихся Тебе...».
(Священник зажигает семисвечник и кисточкой крестообразно мажет елеем лоб, нос,
щеки, губы, грудь и руки лежащего Петра, читая молитву).
«Отче Святый, Врачу душ и телес, пославый Единороднаго Твоего Сына, Господа нашего Иисуса Христа, всякий недуг исцеляющаго, и от смерти избавляющаго:
исцели и раба Твоего Петра. Яко Ты еси Источник исцелений, Боже наш, ныне, и присно, и во веки веков. Аминь.»
(Подаёт царю напрестольный крест. Пётр целует крест и облегчённо откидывается на подушку).
ПЁТР I:
Видать меня собо'ровал Господь,
так, что душе и телу полегчало...,
но, если бы была нетленной плоть
я всё бы также делать стал сначала...
Мне словно голос внутренний вещал,
ни на кого другого непохожий
он боль мою молитвой укрощал...
(Машет священнику рукой.)
Ступай..., кончины жди моей в прихожей...
(Священник, перекрестив Петра, уходит вместе с монахами, которые выносят из спальни священные сосуды).
ПЁТР I:
(Вновь привстав на подушках и устремив взор вверх, молится.)
Избавь, Господь, от помыслов тщеславных,
что отнимают радость и покой,
от мыслей к окружающим злонравных
и совесть благодатью успокой.
Избавь от тех, кто видит жизни радость
в достатке, меры сверх, и прочих благ,
от тех, которым ложь по жизни в сладость
и правда, для которых злейший враг.
Избавь, Господь, от тех, кто не умеет
любить душой, а любит лишь мошной
и как овца перед закланьем блеет,
когда его душе нехорошо.
Избавь меня от судей лицемерных,
от торгашей, торгующих судьбой,
от словоблудов и в любви неверных,
и заслони от них своей рукой.
Избавь, прошу, дав в смерти мне опору
от обольщений грешного ума,
не дай изведать страха, как позора,
который для души моей – тюрьма.
(Во время молитвы в спальню незаметно входит Екатерина).
Избавь от одиночества сомнений,
спаси и огради своей рукой
от мук телесных и душевной брени ,
и подари успенье, как покой...
ТЕНЬ:
Светило гаснет, будто гаснет свет,
коль на'чал царь так истово молиться,
признало тело суету сует,
чтоб, наконец, с душою помириться.
ПЁТР I:
(ТЕНИ, стоящей у его изголовья.)
Престол державный некому отдать,
того гляди, что силою захватят,
вокруг измену погоняет тать,
едва помру, с ума от счастья спятят.
Пусть грех возьму, но Катьку не прощу,
великодушной к ней быть может плаха...
Пока я жив – на трон не допущу
и не видать ей шапки Мономаха...
(Кашляя, с трудом приподнимается с подушек.)
Устал я от измен и алчных свар,
(Мечтательно, словно видит мираж.)
а вот сейчас, как будто сон мне снится:
я вижу вдалеке Мадагаскар,
как рай, куда душа моя стремится...
(Дыхание Петра учащается, его начинает бить озноб).
ПЁТР I:
(Макарову.)
Бумагу и перо, не то умру
и выполнить долг царский не успею...
(Макаров подаёт Петру дощечку с бумагой, обмакивает в чернильницу перо
и вкладывает его в руку царя).
(Пётр с трудом пишет.)
Велю исполнить!
(Екатерина из-за спины Петра нетерпеливо старается увидеть написанное).
Трон отдать......... Петру...
(Екатерина оторопев, отступает назад в сумрак).
И пусть никто оспорить не посмеет...!!!
(Перо выпадает из руки Петра I, он обессилено откидывается на подушки,
судорожно пытаясь сделать последний вдох и замирает).
Макаров:
(С опаской глядя на умершего Петра, крестится и поднимает
с пола оброненное перо и лист с завещанием.)
Похоже, нас покинул государь
и к нам, уже, обратно не вернётся,
пора за упокой читать тропарь,
пока душа его над телом вьётся.
(Екатерина, подойдя к Петру, долго смотрит на него, крестится и закрывает
ладонью глаза покойного).
Екатерина:
Отмучился, бедняга, наконец,
пускай на небе жизнь его продлиться,
как сына ждёт царя к себе Творец,
а нам ещё в земных делах томиться.
Не время, но придётся мне сказать,
что породит бумага эта смуту
(Указывает на листок в руке Макарова.)
и лучше бы о ней не вспоминать,
как будто бес покойного попутал...
(Вкрадчиво.)
Тебе ещё карьеру продолжать
и мне служить, чтоб преданностью про'нял...
Так стоит ли героям подражать?
Надеюсь, что меня, слуга мой, по'нял?...
(Макаров, опустив голову, обдумывает слова Екатерины, затем подходит к камину и,
перекрестившись, бросает в огонь перо и листок с завещанием).
.
Екатерина:
Вот, так-то, лучше..., можно выходить,
чтоб доказать, что я – Императрица!
Макаров:
(Про себя.)
Хотя за всё придётся заплатить,
тогда Сенат с Синодом покорится...
(Екатерина достает из лифа платья тонкую газовую косынку чёрного цвета
и повязывает на свою голову. В спальню осторожно входит Меньшиков при
шпаге и в мундире, но увидев Екатерину в чёрной косынке, крестится и молча
смотрит на Петра).
Екатерина:
Что скажешь, князь?
Меньшиков:
(Сбрасывая с себя оцепенение.)
Исполнил твой наказ,
всё сделал так, ты мне повелела,
преображенцам нужен лишь приказ,
чтоб завершить задуманное дело.
Теперь ты можешь Богу петь псалмы:
казна давно лежит в надёжном месте...
(по-свойски)
Надеюсь – наградишь и не взаймы?
Екатерина:
(Осаживает Меньшикова.)
Торг при Петре едва ли здесь уместен...
(Екатерина решительно выходит из спальни Петра, за ней покорно следуют
Меньшиков и Макаров).
ТЕНЬ:
(Поочерёдно гасит свечи в канделябре.)
Не принимая сердцем приговор,
ногой своей, не попадая в стремя,
все возраженья отмести, как вздор,
пытаясь укротить судьбу и время.
Надежды раздувая угольки,
оплакать одиночество, как данность,
притоком малым быть большой реки,
почувствовав усталую желанность.
Отвергнув страх, но всё же от разлук
испить напиток горечи полынной
и замыкая откровений круг,
явиться к Богу совестью повинной...
(Когда ТЕНЬ гасит последнюю свечу в канделябре – сцена погружается во мрак).
КОНЕЦ СЦЕНЫ.
ЗАНАВЕС.
_______________________________
Армагеддон - место последней битвы добра со злом, война между Богом и дьяволом.
внеже (старослав.) – тот, который.
собо'рование (елеосвящение) – церковный обряд для исцеления духовных и телесных недугов, как правило, при тяжёлой болезни человека. Кроме исцеления от болезней, в таинстве елеосвящения у Бога испрашивается отпущение больному грехов, которые больной забыл (но не сознательно утаил) на исповеди.
брень (старобеларуск.) – ноша, груз.
Преображенцы – личный состав Преображенского полка.