Жил был страх допотопного своего допотопства.
В делах его жизни было неимоверное множество уродства. Одичал страховище в образе своем, оказался в лесу глухом. Ходит, бродит по лесу дремучему, кругом темнота, одним словом, вокруг него страхов тьма.
То филин крикнет, то дятел постучит, то сова начнет изучать какой-то неслыханный алфавит. То уж проползет, одним словом, так страшно в лесу! Вот-вот какая – нибудь сухая коряга на тебя упадет. Идет по лесу дремучему допотопный старик, под нос себе что-то бубнит. Устал, присел около ручья, к страху взор обратил и сказал ласково, не спеша: « Ты мне мил. Я тебя, страховище, люблю, я тебе свою песню спою». Достал гусляр гусли из-за спины, и стал песни петь о стране, в которой страхи нужны и важны, дескать, нет краше той стороны. Сидит страх на пенечке рядом, на старика глазищами глядит, ушами тихонечко шевелит, озирается вокруг себя, видит свое отражение в зеркальной заводи ручья. Закончил песни петь старик, гусли за спину сложил, страх хлебцем накормил, а сам водицы из ручья испил.
Страх терпел, терпел, да не стерпел, в страну страха очень сильно захотел.
Подлетел к старику, спросил, знает ли дед дорогу и хватит ли у страха добраться сил до той страны, где страхи так важны.
- Пошли, сказал старик, только тебе нужно выучить страховый язык. Я как раз раздобыл у совы страховый алфавит, у меня от него голова болит. Идет страх вместе со стариком по лесу, идет, песни поет.
Я страшный, самый страшный страх, живу отшельником в лесах, мне жутко, жутко одному, иду я в Страхову страну, где страхи весело гудят, едят, влюбляются и спят, где дружат страхи меж собой, там я найду себе покой. Там я найду свой уголок, не буду больше одинок.
Услышали страхи всей земли песни такие, и решил каждый страх – я вместе с тем смелым страхом в ту страшную страну пойду.
Так они шли, шли и пришли. Смотрят - замок-терем впереди стоит, на крыльце самый ужасный ужас сидит. Кино про себя глядит, ест копченую колбасу. Стали страхи глотать слюну: «Ужас, ужас, дай поесть. Мы расскажем тебе быль, где живет космическая пыль, где прячется космическая даль, дай колбасы, дай».
Присел старик у ужасовых ног, удивился, как он на таких ногах до такого ужаса добраться смог. Достал гусли из-за спины, стал петь песни свои:
«Ты крайний ужас, пустись-ка в пляс.
Встречай гостей, я страхи пас,
я всех страшил к тебе привел»,
-и лапти в стороны развел.
Отвел допотопный ужас от телевизора глаз, и пустился в пляс. Наплясался, вздохнул, и у ног старика прикорнул. А страхи, тем временем успели поесть, попить, нашли много углов, где им жить.
«Эх, люди добрые! – крикнул старик,- ведь страхи в наше время так важны! У кого крыша поехала от страха за себя, у кого сбежала жена, ведь столько ужасов в кино показывают – тьма!»
Так страшно одному на свете страху жить. Давайте, хоть и страшно нам, всем миром станем дружить. Стал раздавать старик всему миру колбасу. Сварил уху, на гуслях не преставая, играл, а народ гулял, песни пел, в день независимости страшно потел.
Вышел на сцену из леса самый страшный король, злой тролль, разозлился на допотопную страну, изложил просьбу свою.
- Угомони, старик, страховище свое,
Не мешай творить мне злое дело мое,
Не мешай мне детей страхами в лесу, во сне пугать,
Пора тебя, старичище, страхом обозвать!
Но не слушаются у тролля ноги, как пошел тролль плясать!
А дед тем временем гусли за спиной сложил и решил: «Эх, я хоть и дед о семидесяти лет, а страху своему спуску не дам, распущу бороду свою, по всему миру клич пущу – ищу невесту со своим местом! Да как пустился сам в пляс, вот тебе и весь рассказ.
Только тот рассказ что быль, сочинили про него фильм. Ты же знаешь того старика, у него была страхов тьма, и ужасы были, а теперь нет, ведь столько от потопа, знаешь, лет! Так вот, невесту всем миром старику нашли, не зря за ним страхи шли.