Исповедь подселенки

Наталья Владимировна Макарова
Поле мертвых, кости, ужас, мрак, болото и дерьмо.
Календарные страницы, календарное кино.
От рождения до смерти – болтовня и балаган.
Дайте, что ли застрелиться мне взаправдашний наган.
Я пойду тогда свободный по веселой по земле,
И залезу прямо в душу на пегасовом коне.
Стих балладой погоняя, отыщу свободный глаз,
Буду в нем рыдать, играя, как сиятельный алмаз.
Мне все будет по колено, мне все будет по фигне.
Подселенка говорила: «Я застрял в ее письме».
Вот проблема, как же выйти, подселяться не впервой,
А от этой светлой дряни не могу уйти домой.
Плешь проела, чушь городит, хорохорится с утра.
Заставляет чисто мыслить, слушать колокол Петра.
Солнце с верою встречает, петь по нотам обещает,
И не курит и не пьет, в общем, мрет, а не живет.
Я пробрался к ней в надежде развратить ее дотла,
А она в ответ сказала мне красивые слова.
Я залез к ней в холодильник, думал в скупости поймать,
Не поверите, пришлося мне без пищи отдыхать,
Думал я прибраться в доме, в теле думал пошалить,
А она меня в «натуре» видит, еще правду говорит.
Говорит: «Представь, скучаю, хоть с тобою поскучать!»
И давай меня, холера, светом жизни облучать.
Все прощает, все обиды, лестью уши не зальешь,
Не дает народовольцу обнародовать вопрос…
Я  и так ее и эдак на панелечку толкал,
Сплетней все ее причуды втихомолку оболгал.
Не дала меня в обиду, стерва, правда не дала,
Я ей шеечку намылил, мне веревку подала.
Говорит: « Хоть ты мне в тягость, хоть в обузу, хоть не впрок,
На, поешь со мной нирваны, если хочешь, вон горох».
Застрелюсь-ка я горохом, мне стреляться не впервой,
Ну, ее, пожалуй, брошу, плешь проела, сам не свой.